Помещение было невелико, три на пять метров, и тоже казалось обложенным дубовым брусом, но Иван Терентьевич постучал по «брусу» пальцем, вызывая глухой массивный звук, и Василий с удивлением понял, что это металл.

— Сталь? Железо?

— Свинец.

— Зачем?!

Иван Терентьевич пропустил Котова вперед.

— Дед был не только виноделом, но еще и алхимиком. Здесь он ставил опыты, требующие защиты от дьявольских сил и чар.

Взору Василия предстал верстак с десятком пыльных старинных реторт, вычурных стеклянных сосудов, банок и спиралей. Кроме того, две стены подвала скрывались за полками с разного калибра горшками и банками. Все это хозяйство покрывал толстый слой пыли. Запахов особых Вася не учуял, но все же кое-какие флюиды еще витали в воздухе: следы кислот, щелочей, растворов металлов. Но основное мистическое впечатление оставляли не они и даже не сами аксессуары алхимической науки. Тишина — вот что было главным! Глухая, мертвая, абсолютная тишина!

Наблюдавший за Васей Парамонов кивнул.

— Свинец экранирует большинство излучений электромагнитного спектра. Ментальное, или, как говорят сейчас, спин-торсионное поле, — нет, но на общем фоне эффект очевиден. Здесь контейнер побудет какое-то время, пока мы не найдем способ его уничтожить.

Они вышли из алхимической лаборатории и словно окунулись в живой мир звуков, запахов и движения. Иван Терентьевич запер дверь, погасил фонарь.

— Я здесь провел лучшие пять лет своей молодой жизни. Может быть, именно эта таинственная келья и подвигла меня на Путь в Круг. Вы куда сейчас, Василий? Или отдохнете с дороги?

— Нет, покатаюсь по Рязани. Потом заеду к Уле.

— Может, потом заедете за мной и мы втроем поужинаем где-нибудь? Если, конечно, не помешаю.

— Отличная мысль. — Василий поднялся из подвала, вдохнул полной грудью. — Ох и воздух тут вкусный! — Помрачнел. — Я вот все думаю…

— Зачем Рыкову «глушаки»?

— Нет. Почему нам не захотел помочь Соболь…

Иван Терентьевич вышел из сеней во двор, вде стояла машина Когова.

— Василий, не трогайте вы Соболева. Его судьба свертывается по этическому началу. У Матвея свой Путь, свои цели, своя линия жизни. Почему он должен заниматься тем же, чем вы или я?

— Но если добро бездействует, зло торжествует.

— Добро должно быть с кулаками, так?