Снаружи послышались быстрые шаги. Появилось испуганное лицо Тимура.

— Поднимайте свою бандуру и улетайте! Живо! Там на улице — менты с солдатами, все сюда бегут.

Борис длинно выругался.

— Поймали, суки! Вась, зови Хафа, хватит ему там со своим гаремом прощаться.

Василий хотел что-то сказать на прощанье Тимуру с Володей, но те только замахали руками:

— Некогда! Некогда! Мы сейчас откроем ворота, а вы…

— Не надо ничего открывать, — ответил Василий.

Борис поднес мозг стратига к медным щупальцам. Рыбки поползли — и замерли, образовав картину, от которой по спине Бориса поползли мурашки. Да, он эту картину узнал. Именно такая картина, вроде бы абстрактная, а на самом деле — очень конкретная и жуткая, виделась ему, когда он, сидя в вычислительном центре Казанского Авиационного Института, писал свою злосчастную программу.

— Пора, — прошептал Борис. Язык его почти не слушался.

— Улитка, — рычал Василий, — где… Вот.

Жилетка Пурдзана завалилась за сундуки. В ней лежали золотые улитки.

Снаружи уже слышались далекие команды. Василий взял одну улитку, аккуратно положил ее на дно клетки. Усмехнулся, вспомнив, как возился с фонариком. Теперь все проще.

— Держишь башку?

Борис кивнул. Хафизулла выглянул в последний раз — чтобы встретиться взглядом с Гулей.

— Едем.

И Василий передвинул тумблер.

Нарастающие крики смолкли — закрылась дверца. За окошками поплыл розовый туман, тот самый.

Володя хмурился. Тимур протирал очки. Такого они не ожидали: рогатая бандура вдруг взяла и исчезла. Надо съездить домой, где оставили золото, подумал Володя. А то вдруг оно тоже исчезло?

Но сразу бежать нельзя — сейчас здесь будут солдаты. Надо состроить невинные лица.

Солдаты ворвались в ангар.