Через пятнадцать минут, врубив гравигенераторы и планетарные двигатели, «Маленький бродяга» оторвался от земли и растаял в зимнем небе над Брашеном. Впереди лежал долгий путь. Отряд летел домой.

Эпилог

Эпилог

В закрытые глаза било солнце. Мартин точно знал, что это именно солнце. В сочетании с мерным далёким шумом прибоя и запахом моря, это вряд ли могло быть чем-то иным. Заранее прикрывшись рукой, открыл глаза, приподнялся, опершись на локоть. Вокруг и рядом с ним лежали его товарищи. Все на спине и все, в чём мать родила.

Марта Явная.

Никита Веденеев.

Маша Князь.

Женя Аничкин.

И среди них он – Мартин Станкевич. Тоже абсолютно голый.

Что за чертовщина?

Мартин поднялся на ноги, огляделся. Они находились на плоской травянистой вершине холма, нависшей над спокойным, летним синим морем. Вокруг сиял солнечный день. Такие же безлесые холмы подступали к морю справа и слева. Между ними угадывались лощины и долины. К морю холм круто обрывался. Но с другой стороны спуск был более пологим и внизу переходил в долину. Виднелись деревья, виноградники, крыши домов. Где-то далеко прокричал петух. Послышался шум мотора. Залаяла собака.

– Мартин! – позвали сзади.

Он обернулся.

Марта сидела на траве и смотрела на него своими ясными серыми глазами. Ему показалось, что нагота совершенно её не беспокоила. Его, впрочем, собственная нагота тоже не беспокоила. То есть не слишком. Беспокоило его совершенно другое. Он не знал, где они находятся, и не имел ни малейшего понятия, каким образом они здесь оказались. О чём Марте и сообщил.

– Та же фигня, – призналась она. – Такое впечатление, что вчера я напилась до потери части биографии. Но похмелья нет. Значит, это что-то другое.

Постепенно пришли в себя остальные. Открывали глаза, садились, с изумлением оглядывали себя, полностью голых, и начинали задавать одни и те же вопросы. Выяснилось, что никто ничего не помнит. Последнее, что осталось в памяти – они в Пирамиде, обсуждают грандиозные планы создания содружества галактических цивилизаций, в которое войдут люди, свароги, лируллийцы, ирюммы…

Стоп. Свароги.

– Свароги, – проронил Женька Аничкин и побледнел. – Это были свароги.

Мартин вспомнил. Голову наполнили темнота, крик Марты, чьё-то чужое, перекошенное яростью лицо, вспышки выстрелов и боль. Господи, какая же это была боль…

Он невольно посмотрел на грудь, ощупал бок. Всё чисто. Ни следа шрамов, ни отголоска боли.