Но ему никто не ответил.

Помор гнал «Динго» змейкой по коридору, старательно уклоняясь от вражеского огня.

Игневич развернул пулеметную башню на корму и пытался выцелить вражескую установку.

А Растов с ужасом наблюдал как издырявленный «шестьдесят третий» занимается языками ненормального, аквамаринового пламени от носа и до кормы.

Все это было бы похоже на оптическую иллюзию, если бы не слышно было криков гибнущих в страшных муках танкистов…

В эфире появился Лунин. Его голос неприятно вибрировал от крайней степени душевного волнения.

– Это что-то невероятное! Калибр – пулеметный, а бронебойность – как у тяжеленной кумы! Товарищ майор, вы там берегите себя!

– Понял тебя! – гаркнул Растов. – Отходи назад!

– Я им отойду назад! – Голос старлея резко изменился, в нем закипела смертельная ярость. – Установка прямо надо мной! Я им сейчас устрою, сука, Новый год!

На танке Лунина распахнулся люк командирской башенки.

Из машины шустро выскочил на броню башни сам командир. В одной руке он сжимал автомат «Алтай», в другой – восьмизарядный штурмовой гранатомет «Очаков».

Не медля ни секунды, Лунин выпустил три гранаты в потолок над своей головой.

Боец былых эпох был бы убит на месте осколками и взрывной волной. Но танковый гермокостюм позволял и не такие вольности…

Как только открылась пробоина, Лунин вскинул к плечу «Алтай» и отправил в пробоину несколько вдумчивых очередей.

В ответ ему прилетел нежданный сувенир – отрубленная пулями чоругская клешня.

Лунин с отвращением отпихнул ее ногой и смачно выругался. После чего отправил наверх все гранаты «Очакова», какие только оставались в барабане.

– Ну, Лунин! Ну, даешь! – Растов испытывал неподдельное восхищение личной храбростью своего бывшего заместителя.

– Даю, – сказал Лунин устало, кое-как возвращаясь в башню. Было видно, что от напряжения ему трудно говорить.

Растову, однако, пора было повелевать.

– Осокин занимается спасением экипажа «шестьдесят третьего». Лунин – за мной!