— Что же вы за человек… у меня больше никого нет, неужели вы не понимаете?
— Мне очень жаль.
Элеонора поднялась на ноги. Покачнулась, словно борясь с головокружением. Она подняла голову, и Мейера поразило выражение ее лица — такого не ждешь от сломленной старухи: в широко распахнутых глазах застыла боль напополам с решимостью, аккуратно подкрашенные губы были плотно сжаты, а тонкие ноздри гневно раздувались:
— Нет, — произнесла она глухо. — Вам не жаль. Нисколько.
На лице Мейера не дрогнул ни один мускул.
— Вы правы. Охрана проводит вас к выходу.
— Одну минуту, полковник, — тихо произнесла женщина, и ее тонкие пальцы цепко ухватились за запястье сибовца. — Мне плохо. Давление… — она сделала хриплый вдох. — Хотя бы воды старой женщине вы можете дать?!
«Если это поможет выпроводить тебя вон…»
Борясь с готовым вырваться наружу раздражением, Мейер подошел к стеллажу, одну из полок которого украшал хрустальный графин. Наполнив водой стакан, стоявший здесь же, мужчина скупым движением протянул его посетительнице.
Старуха трясущейся рукой извлекла из сумки какую-то капсулу. Повертела ее между пальцами, словно не решаясь проглотить.
— У моего мальчика нет шансов на спасение, так? — в который раз спросила она и тут же раздраженно мотнула головой:
— Конечно же нет. Вы неоднократно это повторяли. Простите за беспокойство, господин… и будьте прокляты.
Ее голос был тверд и спокоен. Только в глазах застыла пустота, и мертвенная бледность заливала лицо.
И она проглотила лекарство. А долей секунды позже кабинет полковника Мейера исчез в огненной вспышке.
Позднее высказывались предположения о мощном взрывчатом веществе, детонирующем при вступлении в контакт с желудочным соком. Бернард Аларон лишь пожимал плечами в ответ на вопросы следователей, утверждая, что в последнее время имел весьма смутное представление о планах радикального крыла сопротивления.
* * *
В Империи давно и прочно укоренились два явления: Великий Имперский Порядок и Великое Имперское Головотяпство. Как Свет и Тьма, они существовали неотделимо друг от друга — в непрерывной борьбе и относительном равновесии.
Почти безраздельно Головотяпство властвовало на Рутане, выступавшем, видимо, компенсацией за все Центральные миры разом. Станция, вверенная капитану второго ранга Уоллу Гаррету, исключением не была.
«А это означает что? Это означает, что нашивки на моей планке держатся на честном слове хатта. Эта милая женщина явно недовольна тем, что она видит… а сибовцы, твари дрожащие, ей вторят. И где эта извечная война спецслужб, когда она так нужна?» — невесело размышлял Гаррет, наблюдая за членами инспекции.