Они стояли, тихонько покачиваясь под порывами ветра. Многие призраки, отошедшие от Стены особенно далеко, исчезали сами собой, без какого бы то ни было участия Угрима. Постепенно начинали растворяться и другие, кто остановился поближе к Стене. Темные силуэты таяли, словно грязный снег под весенним солнцем. Призраки обращались в пустоту прежде, чем до них добиралось синее колдовское пламя.

Это было совсем уж странно. Тимофей недоуменно оглянулся на князя. И едва не отшатнулся – настолько страшным показалось ему в тот момент лицо Угрима.

– На штурм! – неожиданно взревел князь.

Редко, очень редко Угрим кричал ТАК.

– Все на штурм! Все!

Он, действительно, бросил в бой все силы. Разом. Не оставляя резервов.

Охваченные синим пламенем, рассеянные, разбросанные, исчезающие буквально на глазах темные фигуры теперь вряд ли могли помешать штурму. И если подождать еще немного, пока подступы к ханским укрепления очистятся окончательно…

Угрим ждать не хотел.

Татарские и латинянские отряды, выстроившись клиньями и колоннами, целя в бреши между темными группками истаивающих призраков, вновь двинулись к ханьской Стене.

Князь приказал подвести коней для себя и Тимофея. Вернее, для себя, Тимофея и Черных Костей. Это могло означать только одно: Угрим намеревался лично принять участие в штурме.

Значит, происходило что-то важное, чего Тимофей пока не мог понять.

– Зачем? – шепот князя, выцеженный сквозь зубы, был едва различим.

Тимофей удивленно взглянул на Угрима.

– Зачем он выпустил силу Стены?

Тимофей смотрел на Угрима и молчал. Самое разумное было сейчас просто молчать.

Князь говорил, не обращаясь ни к кому конкретно. Он просто не в силах был справиться с чувствами. Что с ищерским волхвом случалось крайне редко. Чего с ним почти не случалось.

– Сила Стены – в Стене, – доносилось до ушей Тимофея тихое бормотание князя. – Вне Стены сила слабеет и рассеивается без следа, как песок, уходящий сквозь пальцы.

Угрим шумно вздохнул:

– Тогда за-чем?!

Хм, а действительно, зачем? Тимофей, прислушивавшийся к словам князя, наконец, осознал их в полной мере.