По словам Женьки, оператор навернулся со стула, а сам Елисеев чуть не надорвался от хохота. И их можно понять.

…Ровный строй хордингов в колонну по два. Кони ступают почти что в ногу, идут, высоко подняв головы. Вокруг ровный стол огромного поля. Ясное небо, яркое светило. И над этим суровым великолепием несется на корявом, но вполне понятном русском языке:

Это было да! А капелла, на два голоса, в хорошем ритме.

У эльфов глаза и уши нараспашку, подбородки на коленях. Нет, наши-то – Рейнс и другие – ничего, уже привыкли. А остальные – столбы столбами. И ни хрена не понимают!

Все-таки самородки у хордингов были, куда ж без них. Пусть вокалом не блещут, зато ретивости хоть отбавляй.

– Я Бердину отправил, – заявил Елисеев. – Пусть порадуется.

– Ну да, он порадуется, – вздохнул я. – И нас порадует.

Но Бердин отреагировал на выступление несколько иначе.

– Совсем из виду упустили, а этот момент важен. Моральный и психологический тренинг, поддержание боеспособности и прочее. Словом, молодцы.

– Да это Рус, – слегка шокированный такой реакцией промямлил я.

– И он, конечно, молодец! Ты не останавливай его, пусть продолжает.

Черт меня дернул в тот же вечер передать эти слова Рустаму. Окрыленный дебютом и вдохновленный высоким начальством Рус тут же пообещал на полпути не останавливаться. А как увидел запись, и вовсе загордился. Азартно потер руки, довольно ухнул.

– Ты ансамбль песни и пляски из них сделать хочешь? – спросил я.

– Ну, до плясок дело может и не дойдет. А вот репертуарчик расширим. И уже на их языке.

– Прощание хордийки, – подсказал Степан. – Или там… День победы, то есть День Трапара!

Рус нахмурил брови, задумался.

– Композитор, – подколол Федор. – С чего такой пыл, а?