Зодчий кивнул головой, после чего знакомой дорогой поспешил к главе рода.

Амвросию за последние дни стало хуже. Щёки ввалились, обрисовав острые скулы, дыхание сделалось частым, прерывистым. И только глаза продолжали сверкать на угасающем лице.

Зодчий поздоровался, вежливо поинтересовался здоровьем старца. Амвросий ответил с вымученной улыбкой на обмётанных от внутреннего жара губах:

— О здоровье нужно у девушек молодых спрашивать — им ещё только предстоит подарить миру новую жизнь, а у стариков надо о душе интересоваться: готов ли он к дороге дальней, успел ли собороваться как положено.

Зодчий молчал, с грустью наблюдая трагические перемены в теле Амвросия.

— Но я позвал тебя не для того, чтобы причаститься — ты ведь даже не верующий! — хриплый голос Амвросия в продолжение короткой речи несколько раз прерывался.

— Верить можно по-разному… — тихо возразил Зодчий.

— Верно, — согласился Амвросий. — Но всегда на первом месте стоит вопрос — в кого верить. И уже потом — как.

— Я верю в человека.

— Разве можно верить в абстрактного человека?

— Абстрактный человек не существует сам по себе. Он складывается из многих отдельных личностей. Для меня это, прежде всего, моё окружение.

— И поселенцы?

— Поселенцы в первую очередь.

— Даже после сегодняшних обвинений?

— Именно по этой причине.

— Странный ты, Зодчий. Теперь я понимаю, почему Арина к тебе так привязалась…

57

57

Прошло несколько дней.

Однажды на сторожевую башню, возвышавшуюся справа от трока Рабуса, и где сегодня дежурил Зодчий в паре с Гоблином, поднялась Наита. Хитрый Гоблин срочно обнаружил массу дел, которые отчего-то ждали его именно внизу. Не смотря на протестующие жесты Зодчего, он поспешно удалился.