Наита облокотилась о массивный парапет, окаймляющий навершие башни, молча протянула Зодчему книгу в яркой малиновой обложке.

— Из последних? — поинтересовался Зодчий.

— Собаки не могут долго сидеть в вольере. Пришлось выпустить… — пояснила девушка.

Зодчий взял книгу.

— Почему именно эта? — спросил он.

— Она из твоего года… — задумчиво сказала Наита. — Из двухтысячного…

— А почему стихи? — не понял Зодчий.

— Арина сказала, иногда ты стихами думаешь…

— Вот уж не замечал! — удивился Зодчий, раскрывая книгу.

Страницы замелькали перед глазами, пока сознание спонтанно не выхватило несколько строчек:

Зодчий оторвался от книги, посмотрел на девушку. Наита за ним не следила, устремив взор в сторону невидимого отсюда Зокона. Выходец перелистнул ещё несколько страниц, пытаясь отыскать строки, созвучные с его душевными переживаниями.

Зодчий аккуратно закрыл книгу. Сейчас бы что-нибудь из Омара Хайяма, но и великий узбек любил поиграть с темой смерти…

— Не понравилась? — оборачиваясь, спросила Наита.

— Отчего же! — возразил Зодчий. — Но здесь слишком много…

— Грусти?

— Какая же это грусть? Это даже не печаль, а полная безысходность!

— Найди что-нибудь лирическое, — посоветовала Наита, — с налётом лёгкой-лёгкой грусти. — И добавила прежде, чем Зодчий успел что-либо сказать: — Печаль должна быть светлой…

Зодчий наугад развернул книгу, тихо прочитал: