Я полностью сконцентрировался на том, чтобы меня не заметил человек на стене. Выход скрывался скалах, и единственный способ пройти через него — ползти на животе. Я подумал, что мог бы набросать чертеж этих скал, поскольку они показались мне частью более древней разрушенной крепости.

Того дезертира, который прошел через эту дыру, не было и в помине, но я все-таки двигался с осторожностью. Наконец, я вышел из укрытия.

Наверное, развалины тут кончались.

Теперь я мог оглядеться.

Небо пылало тем жутким светом, которым окрашивался закат на этой планете. В этом свете форт казался темным пятном, уже скрытым тенями, придававшими ему еще более мрачный вид. Форт состоял из одного внутреннего здания и внешней стены. Он оказался меньше, чем я думал. Пожалуй, это было не укрепление, а, скорее, пограничный пост, охраняющий и защищающий землю, поскольку вокруг не было ни жителей, ни возделанных полей.

Это был солдатский лагерь, а не убежище для фермеров, каким мог бы быть замок.

Между двумя рядами холмов проходила дорога, ведущая в неведомую равнинную местность. По-видимому, она связывала два центра — этой области и соседней, возможно, даже Ирджара. Этим и следовало руководствоваться.

Мое путешествие сюда прошло, можно сказать, вслепую, и я не имел представления, где находится порт — на севере или на юге отсюда.

Однако по дороге я идти не мог. Впервые я подумал, что мое удивительное везение кончилось: у меня был меч, но не было пищи, воды и защиты от непогоды. И энергия, порожденная моей волей, которая так долго поддерживала мое истерзанное тело, угасала.

Форт и развалины, из которых я вынырнул, находились на гребне холма. Проход, через который я прошел, должен был бы сообщаться с подземным ходом, но я вышел на высокое место, и часовой мог легко заметить меня. Я заставил свои ноги двигаться вперед, пока можно было, потом полз, извивался, перекатывался, одним словом, делал все, что мог, лишь бы двигаться.

Мне еще повезло, что методы допроса помощников Озокана причиняли сильную боль, но не калечили тела, так что сейчас оно могло делать необходимые усилия.

Но я впал в какое-то оцепенение, верх взяла та часть мозга, которая не могла сознательно понимать, планировать или жить, а лежала глубоко под всем этим.

Дважды я вдруг замечал, что бреду по более гладкой дороге и что какой-то скрытый сигнал предупреждает меня о возможной опасности. Оба раза я оказался способным снова сойти с дороги и идти там, где кусты и скалы могли укрыть меня. Один раз мне показалось, что меня выслеживает какой-то ночной хищник. Но, видимо, это создание не сочло меня подходящей добычей и исчезло.