Думающий человек мог сделать выводы. А визирь был думающим человеком. Принц Джемаль явно полагался на то, что неверный будет слишком напуган, чтобы заговорить, или – что более вероятно – ему не дадут шанса это сделать, так как отец будет действовать под влиянием ярости.

В самом деле, почему неверному должны были позволить хоть что-то сказать? И не позволили бы, если бы визирь поступил по-своему. Йозеф бен Хананон с болью сознавал, что сам он предлагал убить этого человека сегодня утром, а также требовал немедленной смерти принца Бейета. Он еще сознавал (и также с болью), что калиф это знает, и что Джемаль добился бы полного успеха, если бы визирь настоял на своем. Это нехорошо для человека, стремящегося завоевать доверие калифа.

Все равно, с точки зрения прагматичного, осторожного великого визиря, это был крайне глупый заговор, еще более глупый от того, что имелись явные признаки: Джемалю калиф отдает предпочтение, и старшему сыну следовало лишь подождать.

Возможно, допускал визирь, такое положение могло измениться, если бы прошло достаточно времени. Они живут в непредсказуемом мире. Также возможно – более мрачная мысль, которую он бы никогда не высказал вслух, – что если бы отец убил Бейета, это стало бы первым шагом в еще более ужасном заговоре наследника, который потерял терпение в ожидании трона.

По правде говоря, такое понимание событий казалось Йозефу бен Хананону самым лучшим. Умрет Бейет, а потом и священный калиф. А с визирем-киндатом, конечно, разделались бы, если бы все пошло так, как планировал принц. Все сложилось иначе, но только благодаря огромному везению, благословению свыше и прозорливости калифа. Джадит оказался полезным. Поэтому было бы справедливо предать его легкой смерти.

Однако этого не произошло. Художника не убьют – визиря заставили понять это позже в это же утро, в той же самой комнате.

Великий Калиф Гурчу добавил это к ряду распоряжений, которые оставались точными, хотя и нарушали тишину Дворца Безмолвия. Принца Бейета следовало вызвать к отцу. С ним будет разговор. Его положение изменится. Принц Джемаль больше никогда не увидит своего отца. Его ослепят, оскопят, ему перережут сухожилия под коленями. Когда будет можно (и если будет можно), его посадят среди нищих у городских стен на Восточном базаре.

Если он пожелает нарушить законы Ашара и покончить с собой, то это его выбор. Отец обеспечит его чашкой для подаяния и прикажет положить туда первую медную монету.

Портрет, написанный художником в другом дворце, должен быть уничтожен. А художник – нет. Художнику дадут охрану из джанни, и они будут сопровождать его на запад, всю дорогу до самой Дубравы. Существовала некая вероятность, как сообщили визирю, что старший принц – имя которого больше никогда не должно упоминаться в присутствии Гурчу под страхом вырывания языка у того, кто осмелится нарушить приказ, – разместил на дороге убийц, на тот случай, если художнику каким-то образом позволят уехать.