— А зачем? Ведь благополучие Эннэма держится отнюдь не на мне, ничтожном. Вашим величием осиян, царствует Аль-Барад на многие дни. Значит, вам и может грозить опасность.

— Ты, как всегда, прав, мой мудрый советчик. — Лицо халифа прояснилось вновь. — Впрочем, не преуменьшай своих заслуг. Мудрые мысли, которые ты высказываешь, зачастую помогают мне управлять государством.

— Недостойный благодарит владыку за похвалу, а теперь хотел бы удалиться, чтобы заслужить ее. Ситуация на анласитском западе очень…

— Ступай, Ахмази. — Халиф поморщился. — Ступай. Я уверен, что с этим ты разберешься и без меня.

— Слушаюсь и повинуюсь с радостью, повелитель. Пятясь, визирь покинул мозаичную залу. В тенистой галерее вздохнул облегченно и поправил на бритой голове тяжелую чалму.

Обычно халиф не мешал ему и не приставал с докучливыми жалобами. Но, видно, даже это ничтожество, усаженное на престол его, Ахмази, волей, почувствовало надвигающиеся перемены. Почувствовало и обеспокоилось, беспокойством своим причиняя неудобство тому, кто действительно правил.

— Пора бы тебе вернуться, Секира. — Визирь вперевалку дошел до коновязи. Не глядя, оперся ногой в сафьяновой туфле на подставленную ладонь раба. Тяжело уселся в седло. — Пора. Тебе нет дела до того, что толстый старый евнух хочет увидеть друга. Но неужели ты пропустишь то интересное, что скоро начнется в Эннэме?

Смирная, пожилая, но красивая кобылка лениво процокала подковами по мощенному мраморной плиткой двору. Ахмази не торопил ее.

В конце концов, думать визирь мог где угодно, лишь бы не в обществе заведомых глупцов. Общество кобылы не мешало ему. По мнению визиря, лошадка эта была умнее халифа. Она, по крайней мере, молчала.

Впрочем, и кобылу, и халифа Ахмази выбирал сам.

Сим прохаживался между исходящих вкусным паром котлов, командовал поварами, время от времени разгонял всех и добавлял в кушанья ему одному известные травки и приправы. Он отдыхал душой. И думалось порой, без улыбки даже думалось, что, может быть, вот оно, Призвание. Творить, опираясь на знания и интуицию, узоры вкусовых ощущений, вершить таинство поварского искусства. Что бы ни говорили на материке о том, что гобберы все как один прирожденные кулинары, на самом деле среди половинчиков настоящие мастера появлялись не чаще, чем среди других народов.

Просто известны были больше. Не сиделось на месте даже признанным талантам — разъезжались, уходили с родных земель, несли славу свою в иные страны.

Несли.

И разнесли.

Повара-гобберы ценились в мире необычайно. Даже если повара были так себе. Тут дело принципа: главное, что гоббер. А как готовит — это, в конце концов, не важно.