Ахмази жалел красавицу-кобылу, жалел, несмотря на то, что она продолжала буйствовать, металась по деннику, храпела, прижимая уши, на любого, кто осмеливался подойти к ней.

Мальчишка сидел на загородке напротив и смотрел, как жмутся у дверей конюхи, не решаясь подойти и успокоить лошадь.

Когда черная тень заслонила широкий проем входа, людей как ветром сдуло. А Ахмази убежать не успел. Сжался, стараясь слиться с досками. Знал: горячий на руку, эльф не простит недосмотра. И разбираться не будет — прибьет первого, кого увидит.

Но вместо того, чтобы прибить застывшего на загородке мальчишку, Секира вошел в денник, где металась испуганная, злая, от боли совсем потерявшая голову Марджа.

Ахмази закрыл глаза.

Открыл он их, когда услышал тихий, ласковый голос нелюдя. Да, нелюдя. Ни с чьим другим нельзя было спутать этот низкий — казалось, стены подрагивали — голос:

— Ну что ты, маленькая? Ну? Больно? Знаю, что больно. Знаю, кроха. Дай, гляну, где болит. Дай, не бойся. Вот. Вот, молодец. Хорошая девочка.

«Это он с Марджей так говорит?» — пацан таращился на кобылу, которая послушно позволила эльфу осмотреть кровоточащие ссадины на бабках.

— Зурган! — позвал нелюдь, не оборачиваясь.

Но Зурган, старший конюх, исчез вместе с остальными, опасаясь справедливого гнева Секиры.

Огромный воин пробормотал что-то на непонятном языке. Как будто прорычал. И обернулся. «Все», — понял Ахмази.

— Ты. — Тонкий когтистый палец указал на мальчишку, так что никаких сомнений не осталось — он. Именно он. Евнух-недоросль. Случившийся на свою беду в конюшне, когда взбесилась Марджа.

Ахмази глотнул по-птичьи. И вытаращился на эльфа чернущими глазами.

— Там, в закутке. — Нелюдь осторожно погладил кобылу по хищной морде. — На полке мази разные. Выбери черный горшочек с серой крышкой. И зеленый кувшин с отбитой ручкой. Тащи сюда. Понял?

Ахмази кивнул. Но не сдвинулся с места. Он понял, что ему что-то сказал красноглазый дэв, который, наверное, таких вот мальчишек ест на завтрак. Но смысл сказанного ускользнул. И как назло некому было спасти от чудовища.

— И чего ждешь? — как-то не по-дэвски поинтересовался дэв. А потом улыбнулся. И Ахмази сдуло с загородки. Таких клыков он не видел даже в снах, после того как выслушивал на ночь несколько страшных сказок, что рассказывали друг другу красавицы в гареме.

— Горшочек черный. А кувшин зеленый. Не перепутай, — рявкнуло вслед.

Сам дивясь собственной смелости, Ахмази не усвистал на залитую солнцем улицу, а отправился послушно в указанный закуток. Горшочек и кувшин там действительно имелись, хотя и непросто оказалось отыскать их на заставленной множеством мазей и настоев полке.