«Странное чувство», «стало как-то тошно», «удивительно скверное ощущение»… Перед ущельем скверно не было. А когда было, ведь было же! Когда падала маска? Нет, будь так, он, зная день и час, вспомнил бы. За день до Мельникова луга? В ночь после, когда из Олларии уходили крысы? Опять не то! Было ожидание военной неудачи, но оно шло от ума, и еще он пытался выскрести из памяти убитого олененка, хотя нет… Дурашку пристрелили позже, так что ничего-то он не почувствовал! Был слишком далеко, или дело в горах, которые, по словам маркграфа, сушат слезы? Да нет, в Гаунау горы не мешали, значит, все-таки расстояние. Буря собиралась слишком далеко, чтобы ее расслышать, только землетрясение не лучше шторма, а смутной тошноты оно не вызывало, да и Хайнрих… Стоп! Когда на Мельниковом дрались, он в Торке был один, то есть один из тех, кто что-то чует. Давенпорта он к этому времени сплавил фок Варзову, Гаунау вернулся в Липпе… Так, может, нужно, чтоб в одном месте собралось хотя бы трое, а лучше не меньше четверых?

Условный стук в дверь. Кто-то рвется к Проэмперадору, и «фульгаты» считают повод веским. Вальдес не стучит… Стоунволл, курьер или разведчик?

– Впустите.

Стоунволл. Новостей полковник не носит, значит, либо сомнения, либо наоборот.

– Господин маршал, я прошу меня выслушать.

– Доброе утро, Томас. Говорите.

– Господин маршал, сперва я должен еще раз отметить, что нахожу ваше решение единственно верным. Заля нужно выдворить в зараженную область, и это нам по силам, однако ваше присутствие при этом излишне. Адмирал Вальдес при ближайшем рассмотрении производит крайне благоприятное впечатление, в то время как у Хербсте…

3

3

Из щели между домами выскочила рыжеватая собака, неуверенно вильнула хвостом и попятилась. Со скрипом проползли три пустые телеги, к последней было привязано помятое ведро, опять показалась рыжая псина, кудлатый мастеровой запустил в нее обломком кирпича, не попал, зато кирпич угодил в лужу. Полетели брызги, раздалась визгливая брань… Умом Эпинэ понимал, что они в Олларии, но это умом – запаршивевшее Заречье не вязалось ни с напуганной, но еще сытой и чистой столицей, в которую ввалился Альдо, ни с взбеленившимся городом, где двуногое зверье, позабыв страх, бросалось на людей. Сейчас никто никого не резал, пожарища остыли, бешеную ярость сменила полусонная злоба – не покой, а усталость, хотя сейчас она пришлась кстати.

Робер, мягко говоря, сомневался, что все пройдет так легко, как говорил Джанис, но Тень за свои слова отвечал, а данарии занимались чем угодно, но не патрулированием предместий. Четверка вооруженных мужчин в непрезентабельных шляпах и разномастных плащах, даже не думая скрываться, уже с четверть часа как вышагивала по широкой извилистой улице. Эти места Иноходец помнил – за Каблуком селились еще не добившиеся успеха северяне, потому и трактиры здесь назывались то «Славный Джимми», то «Ранний снег»… Путного вина в них было не найти, но пиво для своих ребят покойный Халлоран брал именно в «Джимми», теперь намертво заколоченном. Расположенный двумя кварталами дальше «Снег» уцелел, только сменил вывеску и теперь назывался «Гордость Краклы». Эпинэ с недоумением воззрился на льва с обвязанной башкой – владыка зверей разлегся на нелепом клетчатом поле, по углам которого красовались вороньи головы без туловищ.