– Дуглас, тот вышел раньше, а мы с Приддом оставались до конца. Валентин знал, что такое понсонья! Знал, и все равно отдал… накрыл останки Октавии плащом. Сколько понсонья дает тем, кто здоров? То есть был здоров…

– И будете, – перебил Алва. – Вы с Приддом, в отличие от Левия, к праху не притрагивались, так что извольте пропустить в Закат тех, кто на нашем берегу без надобности.

– А где Франциск сейчас? – Валме будет любопытно и в Закате. – Эпинэ, вы ведь ничего такого не вывозили?

– Как бы мы могли! Левий говорил, что не станет… разлучать супругов, после того, как… все смешали.

– Кардинал чуть ли не единственный раз поверил Альдо, а тот был удивительно цельной натурой. Он врал всегда, везде и во всем, соврал и здесь. Из-за понсоньи Октавию из гроба выбросить не успели, но теперь Франциск и его любовь в самом деле вместе, я у них был. Кстати, Рамон, как вышло, что не тронули Сильвестра?

– Забыли, – откликнулся дукс, – а я как-то не напомнил.

– Забыли? – не поверил своим ушам Робер. – Дорака?!

– Только после вас, – огрызнулся бывший маркиз. – Старикана позабыли все по очереди, из чего следует, что ничего хорошего он никому не делал. Будь иначе, облагодетельствованные выстроились бы у могилки с кувалдами, а то и передрались бы за право первого плевка.

– Передергиваешь, – хмыкнул из темноты Алва, и стало по-лесному тихо. «Заглянем напоследок к Франциску…» Напоследок! Ворон собирается возвращаться, он сделал то, за чем приходил – Иноходцу это лишь предстояло.

«Марианна умерла, Робер. Ошибка исключена – с баронессой были Пьетро и графиня Савиньяк…». Поющая вода приняла жемчуг, а Марианна умерла. Пьетро вывел женщин из горящей Нохи, а Марианна умерла. В предместье, на каких-то огородах, до которых у нее еще хватило сил дойти. Любовь и страх за любимых – та же понсонья, трогают сердце и ждут.

Шаги тонули в неубранных листьях, на черных ветвях каплями висели звезды, изредка светлыми пятнами сквозь ночь проступали статуи, но какие, с дорожки было не разобрать. В одиночку Робер искал бы усыпальницу долго, но Салиган, похоже, видел в темноте. Дукс вышагивал впереди, не забывая по своему обыкновению пороть чушь, но это не раздражало, говорит и говорит. Понимать Эпинэ даже не пробовал, подыскивая доводы, способные убедить Алву отпустить его попрощаться с Марианной, а Салигана – похоронить подругу детства по-человечески. Объясняться и просить Робер никогда толком не умел, в голове, будто горошины в погремушке, скакали обрывки мыслей, какие-то строчки и почему-то марш, который Иноходец и слышал-то всего раз. Бравурные такты вились вокруг, будто ренквахское комарье, не отгонишь.