– Рокэ… Сколько раз я обязан вам жизнью?
– Рокэ… Сколько раз я обязан вам жизнью?
– Мне – нисколько. Вы цените жизнь, даже когда она ведет себя с вами мерзко, и жизни становится стыдно. В конце концов, вы будете счастливы, иначе зачем бы светило солнце?
– Мне – нисколько. Вы цените жизнь, даже когда она ведет себя с вами мерзко, и жизни становится стыдно. В конце концов, вы будете счастливы, иначе зачем бы светило солнце?
– Солнце?
– Солнце?
– Луна, звезды, костры, свечки… Догоняйте или… страдайте!
– Луна, звезды, костры, свечки… Догоняйте или… страдайте!
Посылать коня с места в карьер Алва умел, Робер тоже, а Дракко хотел бежать и за Соной, и просто так. В лицо ударил ветер, зазвенела под копытами степь. Марианны не было, а он жил, Марианны не было, а он гнался за черным ветром и хотел жить, жить, жить!
Посылать коня с места в карьер Алва умел, Робер тоже, а Дракко хотел бежать и за Соной, и просто так. В лицо ударил ветер, зазвенела под копытами степь. Марианны не было, а он жил, Марианны не было, а он гнался за черным ветром и хотел жить, жить, жить!
Скрещены дороги, за спиной рассвет… – Всадник одинокий, ночи больше нет.
Скрещены дороги, за спиной рассвет… – Всадник одинокий, ночи больше нет.
– Марианна могла бы вас полюбить! Когда вы ушли… Выиграли у этого Килеана и ушли.
– Нет.
– Она мне сказала.
– Она ошибалась, Ро. Нужно любить тех, кто готов остаться, баронесса это в конце концов поняла. Вас вообще любят, именно как вас… Без сапфиров, морисков-убийц и страшных слухов, вам они без надобности.
Опять запел… А ночь кончается вместе с парком. Ушли в заросли кошки, ветер стал пахнуть дымом. Впереди полумертвый город, позади, за поющей уже не людям водой, могила и колодец со звездами. Рокэ сюда вернется с цветами, он обещал, а вот ты просто ушел.
Скрипнет зло подпруга, звякнут удила,
– Я тебя забуду, я тебя ждала…
– Я не хочу возвращаться, – громко сказал Робер. Не Алве, но герцог обернулся. – Ни в Лаик и ни сюда… Вообще.