Пепел! Пепел кружил над сгоревшими кварталами, где остались Жильбер и Никола. Пепел кружил над раз за разом приходившей в бреду огненной степью… Повелитель Молний опять вырвался, потеряв почти всех, и… он рад, что жив!

Стыдясь своего открытия, Робер стянул перчатку и сдвинул все еще лежащий на разбитом надгробии плащ. В белом мраморе зиял пролом. Плохо соображая, что он делает, Эпинэ сходил за фонарем и вернулся. Дыра была неудобной и не слишком большой, но угол королевского гроба Иноходец разглядел. Рыжий свет медом растекся по полированному кипарису, нежными льдинками замерцал перламутр.

– Я все проверил, – раздалось из дальнего угла. – Старого там не осталось ничего, а нового я класть не стал. Не нужно, чтобы Марианну тревожили спасители того, что барон называет вечными ценностями. Кстати, о Коко. Не подвергайте его искушению вернуть хотя бы одну из постигших его утрат. Я и вам-то говорить не хотел, но вы собрались рыскать по огородам, а огурцы уже отошли.

Все отошло, чего уж там! Надо было что-то сказать, но это «что-то» клубилось в душе невыразимым мерцающим туманом, а нужные слова были залапаны пошляками. Алва, тот мог запеть или отшутиться так, что собеседнику сдавило бы горло, а Робер молча стоял с фонарем, пока не раздались быстрые шаги.

– Рокэ! – Вот теперь слова нашлись, вскипели, хлынули, – Салиган отыскал и похоронил Марианну, она здесь, в гробнице Октавии! Я только попросил помочь, а он уже… Когда люди… Те, кто не мог оставаться в этой злобе, стали сходиться к источнику, я сбежал сюда. Рамон меня нашел у колодца, я не помню, о чем думал, наверное, о деле, о том, как нам уходить, и при этом все равно о Марианне. Поэтому она здесь.

– Следующий раз захвачу цветы. – Ворон подошел к надгробию и вернул плащ на дыру. – Рамон, ты стал еще сентиментальней…

– Тебя! – хмыкнул Салиган. – Да, я сентиментален. Спасая всю жизнь уже упоминавшиеся тут «истинные ценности», невольно становишься менее мерзким. Поэтому я провожу вас до Лаик.

– Прелестный повод, – Алва окинул глазами внутренность храма, после чего заглянул в колодец и перевел взгляд на потолок. – Ро, подойдите-ка. Здесь что-нибудь изменилось? Если не считать гробниц.

Почему-то он вообразил, что колодец высох, а вода стояла у самых краев, качая голубые холодные звезды. В Барсине – Фульгат, здесь – Найер, и тоже невозможно яркий. Эпинэ не удержался, опустил руку в прозрачную стужу, зимой поток не принесет лилий, их просто нет.

– Колодец не изменился… Как странно!

– Что именно?

– Здесь он настоящий, в Барсине – обманка, а со стороны не отличишь. И звезды отражаются одинаково, четче, чем на небе.