В хижину вошла Ме-Лаан:

– Там становится жарко. Надо бы поскорей вернуться в особняк.

Она все еще была в теле женщины-охранника, но теперь снова разговаривала собственным голосом.

Мараси продолжала стоять на коленях возле костей, которые Уэйн освещал фонарем. Запястья все еще саднило после заточения в чулане, а нога от боли будто полыхала. Ржавь бы побрала эту кандру! Она в точности знала, как его вырубить: резко прибавить скорости, связать ноги, заткнуть рот, украсть метапамять – пусть даже быстрота исцеления не имела никакого значения, раз уж он был связан. Впрочем, ей бы стоило проверить, нет ли у него в руке жвачки.

– Губернатор мертв, – прошептала Мараси.

– Ага, – подтвердил Уэйн, – такое, знаешь ли, случается, если тебя отделили от твоего скелета.

– Что это означает? – спросила Мараси, глядя на пролом в стене хижины, через который, как они успели увидеть, вылетел наружу Вакс.

– Ну, это означает, что он не будет брать уроки чечетки, потому что…

– Уэйн?

– Чего?

– Заткнись.

– Да, мэм.

Мараси закрыла глаза, и Уэйн прислонился к стене, взглянул на толпу снаружи. Сердитые люди ждали, что губернатор обратится к ним с речью. Той, которая предположительно должна была все это остановить.

– Кровопускательница собиралась распалить их гнев, – сказала Ме-Лаан. – Я слышала кое-что из «губернаторской» речи. Может, мы сумеем сделать так, что они разойдутся?

– Нет, – сказала Мараси, вставая. – Мы можем сделать кое-что получше. – Она повернулась к Ме-Лаан и ногой подтолкнула к ней череп губернатора. – Сколько времени тебе понадобится, чтобы принять его облик?

– Я не поглощала его тело… и не надо так морщиться, я не виновата в том, что вы, люди, съедобные. Если тебе от этого легче, вкус у вас ужасный, даже если мясо как следует выдержанное. В любом случае это будет нелегко. У Тен-Суна неплохо получается восстанавливать лицо по черепу, но у меня куда меньше практики.

Уэйн ничего не сказал. Ему велели заткнуться – он и заткнулся. Ржавь, он мог заткнуться, если требовалось. Пусть некоторые шутки буквально умоляли, чтобы он произнес их вслух.

– Мы поможем, – сказала Мараси, обращаясь к Ме-Лаан. – Кроме того, будет темно. Тебе не придется обманывать мать Иннейта – лишь толпу сердитых горожан, большинство из которых никогда не видели его вблизи.

Ме-Лаан скрестила руки, изучая останки:

– Ладно. Если ты сумеешь придумать, что мне сказать, чтобы успокоить толпу, я это сделаю.