Уэйн выпрямился, стиснув зубы:

«Никаких шуток про… ну, очевидные вещи».

Кроме того, он только что узнал кое-что гораздо хуже. Кое-что совершенно не смешное.

Мараси взглянула на него и нахмурилась:

– Уэйн, что не так?

Он сел на пол и затряс головой.

– Уэйн? – с неподдельной тревогой в голосе повторила Мараси. – Я не хотела на тебя кричать. Просто…

– Я не обиделся, – перебил он.

– Тогда в чем дело?

– Ну… – Он перевел взгляд на Ме-Лаан. – Просто я всегда полагал… как бы сказать… что человечина на вкус восхитительна.

– Вот уж дудки, – ответила кандра.

– Ты нанесла серьезный удар по моей самооценке. Может, я другой. Не хочешь чуток погрызть мою руку? Все отрастет, как было, только вот надо узнать, что та тварь сделала с моей метапамятью…

Мараси громко вздохнула:

– Ме-Лаан, поработай над этими костями. Мне надо переписать твою речь…

24

24

Кровопускательница явно отточила умение пользоваться сталью. Она знала, как отталкиваться от замков и фонарных столбов, чтобы изменить направление полета. Знала, как опуститься пониже, прежде чем оттолкнуться от припаркованного автомобиля, чтобы полететь вбок, а не просто взмыть вверх. Она оказалась способной.

Вакс был не просто способным. Он следовал за нею как тень, не отставая больше чем на полпрыжка. Он чувствовал, как ее движения становились все более исступленными: она разжигала сталь сильней и сильней, пытаясь оторваться от преследователя.

Сначала он это позволил – чтобы у нее побыстрее иссякли запасы стали. Скачками они двигались через город, словно два течения в тумане, перепрыгивая через улицы, забитые сердитыми бунтовщиками; мимо кварталов среднего класса, где ставни были закрыты, а огни – погашены, через имения богачей, чьи охранники в напряжении дежурили у ворот, ожидая конца этой жуткой ночи.