Беглецы

До того, как стать родителями, Лон и Мария были беглецами. Они бежали, похитив Книгу. Они бежали, выбираясь из лабиринта зеркал, коридоров, ведущих в тупик, и дверей, не ведущих никуда. Один прижимал Книгу к груди, словно пытался спрятать между ребрами – так, чтобы легкие заполнились буквами, а сердце превратилось в пульсирующий абзац. Другая держала его под локоть, чтобы поймать, если тот споткнется, и чтобы тащить его – вперед и только вперед.

Они бежали, соскользнув с порога в темную ночь, напоенную свежим воздухом. Они бежали, преследуемые по лесам и болотам мужчинами и женщинами, лошадьми и собаками.

Они бежали через континенты, горы, побережья. Даже когда они затаивались, они всё делали быстро. Быстро дышали. Погоня научила их дикой стремительности.

А когда они спали – если им удавалось поспать, – то делали это по очереди, всегда готовые сорваться и вновь бежать.

А потом, когда им показалось, что они убежали достаточно далеко, и уже не слышно было шума погони, они построили дом над морем.

Глава 36 Юноша со шрамом

Глава 36

Юноша со шрамом

Танин взмахнула руками, пуля беспомощно упала на ковер. Револьвер вылетел из рук Стрельца, сабля сорвалась с его пояса; Брака на лету поймала их, а самого стрелявшего легким движением кисти отправила в кресло, зафиксировав его руки и ноги – так, что встать он был не в состоянии. Кровь его кипела. Всё произошло слишком быстро.

Сефию также отправили в ее кресло. Ее мешок, стоящий на полу, вдруг стал развязываться и раскрываться, словно с ним возился кто-то невидимый. На свет появились ее пожитки: кастрюльки, свечи, пирожные, которыми снабдил их в дорогу Куки. Затем из глубин мешка поднялась Книга и, сбросив свое кожаное покрывало, поплыла по воздуху прямо в протянутые руки Танин. Та взяла Книгу и прижала ее к груди, как потерянного и вновь обретенного ребенка.

– Ты как? – обернулась Сефия к Стрельцу. Несколько прядей волос выбилось из хвоста на ее голове, одежда ее была в беспорядке, но она не была ранена. Зеленое перо светилось у нее за ухом.

Стрелец кивнул.

Когда Сефия повернулась к Танин, на лице ее смущение сменилось восхищением и вновь – смущением. Брака положила револьвер и саблю на боковой шкаф и встала рядом, скрестив руки, с таким видом, будто ничего не случилось. Она словно даже скучала.

Стрелец тщетно пытался освободиться. Его охотничий нож был закреплен на ремне мешка, и он был так близок! И в то же время так далек!

– Да, ты истинная дочь своей матери, – сказала Танин, открывая ящик стола и доставая лист промокательной бумаги. Приложила бумагу к шее и, увидев, что крови почти нет, скомкала и бросила бумагу в сторону.