За спиной фигуры у костра на песке высится конструкция – огромный тонкий крест. К кресту что-то привязано. Сильный ветер и летящие в лицо тонкие иглы мороси не позволяют мне разглядеть, что это.

Ветер начинает завывать, и этот вой напоминает мне какой-то другой звук, уже слышанный однажды и внушавший мне страх.

Я подхожу к костру, и мое лицо омывает волна тепла. Вынув из кармана руки, я подношу их к огню.

Фигура шевелится. Я стараюсь этого не замечать. Не хочу замечать.

– А… кающийся грешник.

Могильер. Его голос уже не полон издевки; возможно, он считает, что в ней больше нет нужды. Вместо этого в его тоне звучит нечто смахивающее на сострадание. Великодушное сочувствие победителя в игре, исход которой изначально не внушал ему особенного сомнения.

– Прошу прощения?

Он смеется:

– Очень смешно. Почему бы тебе не присесть к костру, так теплее.

– Я не до такой степени замерз, – отвечаю я, дрожа, и отваживаюсь взглянуть ему в лицо.