Я поднимаю голову на высящуюся передо мной конструкцию и неожиданно отчетливо вижу ее сквозь ветер, морось и радиоактивную взвесь.

На кресте – я.

Я примотан к нему сетями, мертвая серая плоть выпирает сквозь ячейки, тело обмякло на перекладине, голова опущена. Чайки уже поработали над лицом. Глазницы пусты, щеки поклеваны. На лбу местами проглядывает кость.

Вот уж где, думаю я отстраненно, должно быть холодно.

– Я же тебя предупреждал, – отзвуки прежней насмешки снова слышатся в его голосе; он начинает проявлять нетерпение. – Это альтернатива, но я думаю, ты согласишься, что здесь, у костра, намного удобнее. Ну и еще кое-что.

Он раскрывает узловатую ладонь и демонстрирует стек памяти со следами свежей крови и плоти. Поспешно хлопнув себя по затылку, я обнаруживаю там зияющую дыру, в которую с пугающей легкостью проваливаются пальцы. На дне отверстия нащупываю скользкую пористую поверхность своей собственной церебральной ткани.

– Вот видишь, – его голос исполнен почти что сожаления.

Я опускаю руку:

– Где ты это взял, Могильер?

– А, их нетрудно раздобыть. Особенно на Санкции IV.