Какое-то время я тупо смотрел на него, наблюдая, как там, слева, то появляются, то исчезают странные красные полосы.
Как глифы. Как числа.
Мне вдруг и в самом деле стало все понятно, и, когда я осознал, где нахожусь, меня прошибло холодным потом.
Красное свечение было сигналом тревоги на дисплее, расположенном на лицевой пластине вакуумного костюма, в который я был закован.
Я находился в космосе.
И тут на меня навалились воспоминания о себе и о прошлом; они бомбардировали меня, точно микрометеориты, прошивающие насквозь тонкую прозрачную оболочку, которая сейчас сохраняла мне жизнь.
Я задергался и обнаружил, что могу двигать только кистями рук. Пальцы нащупали твердую поверхность, ощутили слабую вибрацию мотора. Завертев головой, я принялся шарить руками по сторонам.
– Эй, он приходит в себя.
Хотя рация скафандра фонила, голос говорившего мне казался знакомым. Послышалось жестяное дребезжание чьего-то смешка.
– Блин, тебя это удивляет, чувак?
Сенсор присутствия уловил движение справа. Надо мной склонилась чья-то голова в шлеме с непроницаемо темной лицевой пластиной.
– Эй, лейтенант, – еще один знакомый голос. – Благодаря вам я только что обогатился на пятьдесят ооновских баксов. Говорил я этим муделям в скафандрах, что вы оклемаетесь первым.
– Тони? – с трудом выговорил я.
– О, и мозговая деятельность не нарушена. Еще один балл в копилку 391-го… Мы, сука, реально бессмертные!
* * *
Доставка с марсианского дредноута напоминала похоронную процессию вакуум-коммандос. Семь тел на автоматических носилках, четыре штурмовых жука и двадцать пять человек почетного караула в полном боевом облачении, предназначенном для военных действий в дальнем космосе. Планируя операцию, Каррера определенно намеревался исключить все возможные риски.