Тони Ломанако провел нас через портал так безукоризненно, словно занимался этим всю свою профессиональную жизнь. В авангард он поставил два жука, за ними следовали носилки и пехота, сопровождаемые с флангов парами коммандос, а замыкали процессию еще два жука. В ту секунду, когда мы вошли в гравитационное поле Санкции IV, скафандры, носилки и жуки разом перешли на режим грав-парения, зависнув в воздухе, и через пару секунд совершили синхронную посадку по сигналу поднятой и затем сжатой в кулак руки Ломанако.

«Клин Карреры».

Приподнявшись, насколько позволяли ремни носилок, я наблюдал за всем этим, пытаясь подавить чувство родственной гордости, которое заставлял испытывать волчий ген.

– Добро пожаловать в базовый лагерь, лейтенант, – сказал Ломанако, осторожно постучав кулаком по нагрудной пластине моего костюма. – Теперь вы будете в порядке. Все теперь будет в порядке.

Он громко произнес по общей связи:

– Ладно, ребята, двигаем дальше. Митчелл и Квок, оставайтесь в костюмах и не глушите двигатели жуков. Остальные марш в душ – мы на сегодня достаточно наплавались. Тан, Сабыров и Мунхарто, через пятнадцать минут назад, форма одежды вольная, но при оружии – составите компанию Квок и Митчеллу. Остальные – разойтись. И, «Чандра», можно к нам медиков прислать сегодня? Уж будьте так добры.

В наушниках раздался дружный смех. Стоявшие вокруг заметно расслабились, чего не могли скрыть даже громоздкая боевая вакуумная экипировка и светопоглощающие костюмы из полисплава. Все поубирали оружие – сложив, отсоединив или просто вложив в ножны. Водители жуков, точностью и экономностью движений напоминавшие заводных кукол, слезли и присоединились к общему потоку шагающих к лагерю фигур в скафандрах. У кромки воды их ждал линкор «Клина», «Доблесть Энгины Чандры», растопыривший посадочные клешни, точно какой-то доисторический гибрид крокодила и черепахи. Тяжелая броня хамелеохромного корпуса отливала бирюзой в цвет залитого бледным полуденным солнцем песка, на котором он стоял.

Было приятно снова видеть «Чандру».

Теперь, когда мое внимание наконец сосредоточилось на окружающем, я увидел, что пляж весь разворочен. В неглубоком кратере, образованном взрывом «Нагини», сверкал спекшийся песок, а вокруг, куда хватало глаз, все покрывали борозды и рытвины. От баббл-тентов после взрыва не осталось ничего, кроме следов гари и нескольких разрозненных металлических деталей, которые, как подсказывала мне профессиональная гордость, не могли быть частями самого корабля. «Нагини» взорвалась еще в воздухе, была уничтожена мгновенно, до единой молекулы. Если земля – для покойников, Шнайдеру определенно пришлось остаться в гордом одиночестве. Бо́льшая его часть, вероятно, до сих пор потихоньку рассеивалась в стратосфере.