Я снова схватился левой рукой и посмотрел вниз. Оба напарника были на месте. Рипвинг превратился в удаляющуюся крылатую тень, парящую над морем. Я глубоко вздохнул.

– Вы в порядке?

– Можешь, пожалуйста, так больше не делать? – проскрежетал Бразилия.

Мне и не пришлось. Дальше маршрут Нацуме повел нас по области с рваной и старой паутиной, наконец – через узкую полосу жирной секреции, а потом мы выбрались. Через десяток опор после этого мы примостились на платформе из обработанного камня под укрепленным козырьком цитадели Рилы.

Обмен натянутыми улыбками. На платформе хватало места, чтобы сесть. Я стукнул по индукционному микрофону.

– Иса?

– Да, я здесь, – ее голос казался нехарактерно высоким, торопливым от напряжения. Я снова улыбнулся.

– Мы наверху. Сообщи остальным.

– Ладно.

Я откинулся на скалу и по-лошадиному фыркнул. Уставился на горизонт.

– Я больше никогда не хочу это повторять.

– Но все же осталось еще немного, – сказала Трес, показывая большим пальцем на козырек. Я проследил за движением и осмотрел нижний край укрепления.

«Архитектура лет Освоения, – Нацуме почти издевался. – Вся такая барочная. С тем же успехом могли бы и лестницу навесить». И проблеск гордости, которую не смогли отнять все годы Отречения. – Конечно, они и не ожидали, что кто-то сможет туда залезть».

Я изучил резьбу на скошенном нижнем краю выступа, уходящего от нас наверх. В основном стандартные мотивы с крыльями и волнами, но местами встречались стилизованные лица, символизирующие Конрада Харлана и некоторых самых примечательных его родственников из эры Освоения. Каждые десять квадратных сантиметров кладки являли собой достойную опору. Расстояние до края выступа было меньше трех метров. Я вздохнул и поднялся обратно на ноги.

– Ну ладненько.

Бразилия встал рядом, оглядывая резьбу.