Мы скрывались в Эльтеведтеме уже почти три дня, и Бразилия распорядился временем настолько, насколько только позволяло наше ограниченное боевое медицинское оборудование. Кожа под гипсом Трес была черно-фиолетовой и распухшей, пробитой и порванной пулеметным огнем свупкоптера, но раны очистили и продули. По поврежденным областям шли синие и красные ярлыки, обозначавшие места, где Бразилия ввел био для регенерации. Ботинок из гибкого сплава на гипсе защищал от внешних повреждений, но, похоже, чтобы в нем ходить, требовалось больше болеутоляющих, чем Трес была готова принять.

– Лучше бы лежала, – сказал я, когда она присоединилась ко мне.

– Да, но они промазали. Так что я не лежу. Только не трахай мозги, Ковач.

– Ну ладно, – я отвернулся обратно к воде. – Есть связь?

Она покачала головой.

– Но Осима проснулась. Зовет тебя.

Я на миг потерял из виду рыбку на дне. Снова нашел. Не сдвинулся с места и не поднял глаз.

– Осима? Или Макита?

– Ну, это же зависит от того, во что тебе хочется верить, правильно?

Я пасмурно кивнул.

– Значит, она все еще думает, что…

– На данный момент да.

Я еще недолго последил за рыбкой. Потом резко выпрямился и уставился на люк. Почувствовал, как мои губы перекосила невольная гримаса. Сдвинулся.

– Ковач.

Я нетерпеливо оглянулся на Трес.

– Ну, чего?

– Полегче с ней. Она не виновата, что Ису застрелили.

– Нет. Не виновата.

Внизу, в одной из передних кают, на двухэтажной койке на подушках лежала, глядя в иллюминатор, оболочка Сильви Осимы. Во время спринта вдоль берега с зигзагами и петлями до самого Эльтеведтема и последовавших дней в укрытии она спала, проснувшись только во время двух припадков бредовой паники, выкрикивая машинный код. Когда Бразилия отрывался от штурвала и наблюдения за радаром, он кормил ее дермальными питательными пластырями и подкожными коктейлями. Остальное довершала внутривенная капельница. Похоже, все это сказывалось. Румянец на лихорадочных щеках поблек, дыхание стало более явным. Лицо по-прежнему оставалось болезненно-бледным, но теперь хотя бы смотрело с осмысленным выражением, а длинный тонкий шрам на скуле, похоже, залечивался. Женщина, которая верила, что она Надя Макита, посмотрела на меня из глаз оболочки и слабо улыбнулась ее губами.

– Здравствуй, Микки Судьба.