– Значит, еще нервничают.

– А как иначе? Прошло сто лет с тех пор, как Первые Семьи последний раз теряли воздушное судно из-за ангельского огня.

– Ну, – я пожал плечами с легкостью, которой на самом деле не чувствовал. – Прошло сто лет с тех пор, как какой-то дурень в последний раз пошел в воздушную атаку во время орбитального шторма, правильно?

– Значит, тебе тоже не кажется, что он поднялся на четыреста метров?

– Не знаю, – я проиграл в памяти чрезвычайного посланника последние секунды свупкоптера. – Взлетал он довольно лихо. Даже если не поднялся, может, орбитальники среагировали на его вектор. Вектор и активные орудия. Блин, да кто знает, как думают эти штуки? Что они воспринимают как угрозу? Они и раньше нарушали правила. Смотри, что было с автосборщиками скальных фруктов во время Освоения. А гоночные ялики на Охридах, помнишь? Говорят, большинство не оторвалось от воды больше чем на сто метров, когда выжгли их всех.

Она бросила на меня насмешливый взгляд.

– Когда это случилось, Ковач, я еще не родилась.

– А. Прости. Ты кажешься старше.

– Спасибо.

– В любом случае, пока мы убегали, никто не торопился послать за нами воздушную погоню. Значит, в расчетах ИскИны склонялись к осторожности, давали мрачные прогнозы.

– Или нам повезло.

– Или нам повезло, – повторил я.

Из люка поднялся Бразилия и пошел к нам. В том, как он двигался и смотрел на меня с открытой неприязнью, мелькал нехарактерный для него гнев. Я удостоил его подобным же взглядом, а затем отвернулся дальше смотреть на воду.

– Больше ты с ней так разговаривать не посмеешь, – сказал он мне.

– Ой, иди ты.

– Я серьезно, Ковач. Мы все знаем, что у тебя проблемы с политической позицией, но я не позволю тебе выблевывать на эту женщину ненависть, которую ты копишь в своей ушибленной башке.

Я развернулся к нему.

– Эту женщину? Эту женщину? И это я башкой ушибся. Эта женщина, о которой ты говоришь, не человек. Она фрагмент, в лучшем случае призрак.