– Наслаждаешься праздником?
– Еще нет, – я взял с подноса проходившего официанта печенье с такэ и вгрызся. – Подожди, уже скоро.
Он слабо улыбнулся.
– Тебе не угодить, Так. Хочешь сходить в загоны и позлорадствовать над своими приятелями?
– Не сейчас.
Невольно я взглянул через пузыристую лагуну станции туда, где располагались бойцовские ямы пантер. Я неплохо знал туда дорогу и не сомневался, что меня не остановят, но сейчас это не казалось по-настоящему важным. Кроме того, как-то в прошлом году я обнаружил, что, когда священники мертвы и облачены в плоть пантер, наслаждение их мучениями опускается всего лишь до холодного и неудовлетворительно абстрагированного знания. Было невозможно смотреть на огромных тварей с влажными гривами, которые рвут друг друга в бойцовских ямах, и по-прежнему видеть людей, которых я поднял из мертвых для наказания. Может, если психохирурги правы, в каком-то смысле их уже и не было. Может, основа человеческого сознания давно пропала, выеденная до черного отчаянного безумия за несколько дней.
Однажды в душный, одурительно жаркий день я стоял на крутых трибунах над одной из ям в окружении вопящей и топочущей толпы и чувствовал, как возмездие у меня в руках становится мыльным, растворяется и ускользает между хватающих пальцев.
После этого я перестал туда ходить. Просто сдавал Шегешвару украденные стеки памяти и позволял делать свое дело.
Теперь он поднял бровь в свете факелов.
– Ну хорошо. Может, я заинтересую тебя командным спортом? Не хочешь сходить с Ильей и Маюми в гравзал?
Я бросил взгляд на услащенных женщин и получил от каждой в ответ дежурную улыбку – казалось, без помощи веществ, но все равно осталось странное ощущение, будто Шегешвар манипулирует ими, засунув свои руки в отверстия у гладкокожих копчиков, а те, что покоились на каждом идеально изогнутом бедре, были пластмассовыми и ненастоящими.
– Спасибо, Рад. В своем возрасте я склонен к уединению. Но ты иди, развлекайся без меня.
Он пожал плечами.
– Я уже и не надеюсь развлечься
– Как я уже сказал…
– Да-да, помню. Ты и так наполовину северянин. Но дело в том, Так, что в молодости ты старался это не показывать, – он передвинул правую руку, чтобы обхватить полусферу пышной груди. Ее хозяйка хихикнула и куснула его за ушко. – Пойдемте, девочки. Оставим Ковача-сан наедине с его думами.
Я смотрел, как они втроем слились с толпой, ведомые Шегешваром. Напоенный феромонами воздух оставил в моих нутре и паху слабое ощущение сожаления. Я доел печенье с такэ, почти не чувствуя вкуса.