– Но тем временем мы не в состоянии научить действенному контртрюку наших потомков? Да брось! Нам что, надо каждые триста лет устраивать Отчуждение, чтобы помнить?

Она закрыла глаза и прислонилась затылком к скирде. Заговорила как будто с небом.

– Я не знаю. Может, да, надо. Это неравная борьба. Всегда легче убивать и разрушать, чем созидать и обучать. Легче позволять власти аккумулироваться, а не распределяться.

– Ага. А может, просто ты с твоими дружками-куэллистами не желаете видеть пределов нашей эволюционировавшей социальной биологии, – я слышал, как становится громче мой голос. Я пытался его обуздать, и слова цедились, как сквозь зубы. – Вот именно. Склонись и, сука, молись, делай, что велит дядька с бородой или в пиджаке. Как я и сказал, может, людям это нравится. Может, такие, как мы с тобой, просто какой-то хренов раздражитель, рой болотных жуков, который не дает им спокойно спать.

– Значит, тут ты опускаешь руки, да? – она открыла глаза в небо и, не наклоняя головы, искоса посмотрела на меня. – Сдаешься, позволяешь заграбастать всё себе погани вроде Первых Семей, позволяешь остальному человечеству впасть в кому. Отказываешься от борьбы.

– Нет, подозреваю, отказываться уже поздно, – я обнаружил, что не чувствовал мрачного удовлетворения, когда это говорил. Чувствовал только усталость. – Людей вроде Коя трудно остановить, когда они заводятся. Я таких повидал. И, к лучшему или худшему, мы уже завелись. Думаю, ты получишь свое новое Отчуждение. Что бы я ни делал и ни говорил.

Взгляд по-прежнему буравил меня.

– А ты думаешь, что это трата времени.

Я вздохнул.

– Я думаю, что слишком часто и на слишком многих планетах видел, как все идет не так, чтобы поверить, будто теперь будет иначе. Вы похерите жизни множества людей ради в лучшем случае парочки местных уступок. В худшем случае вы призовете на свои головы чрезвычайных посланников, а поверь мне, их вы не представляли и в самых страшных кошмарах.

– Да, Бразилия мне говорил. Ты сам был одним из этих штурмовиков.

– Вот именно.

Мы следили, как умирает солнце.

– Знаешь, – сказала она. – Я не буду притворяться, что знаю, что с тобой сделали в Корпусе посланников, но я уже встречала таких, как ты. Вы живете на ненависти к себе, потому что ее можно перевести в гнев на любую подвернувшуюся мишень для уничтожения. Но это статическая модель, Ковач. Скульптура отчаяния.

– Неужели?

– Да. В глубине души ты не хочешь, чтобы мир становился лучше, потому что тогда останешься без мишеней. А если пропадет внешняя цель для твоей ненависти, придется столкнуться с тем, что внутри тебя.