– Поторопитесь, когда я скажу, – пообещал краугсхюттер и направился к Новому Стоуну, который замер, прижавшись к стене, под пристальным взглядом уже поставленного рядом с ним дистаповца.

Кресло с пилотом продолжало висеть, но уже почти не раскачивалось.

– Как это случилось? – спросил краугсхюттер.

– Я приказал ему потренироваться, он у нас недавно. Чтобы ничего не испортить, выделил ему эту машину для тренировки, и у него неожиданно получилось.

– Я не вас спрашиваю, стармех!.. А этого… Как вас зовут, боец?

– Зябзер. Но теперь – Новый Стоун! – выпалил новичок и покосился на стармеха. Тот вздохнул, представляя, что сейчас начнется.

Он знал, что «дистапо» цепляется за каждую точку и запятую, каждое пятнышко на стекле, за каждый пиксель на графической развертке. И это не потому, что они такие мерзавцы, хотя рассказывали о них много нехорошего, скорее всего, таковы были их инструкции. А инструкции в военном деле – главное.

– Так Зябзер или Новый Стоун?

– По договору – Зябзер. Но здесь меня зовут Новый Стоун.

– Ясно. Что делали, Новый Стоун? Как вызвали… обрушение этого?

Дистаповец указал рукой в перчатке на повисшее кресло.

– Это самое… Подключился, значит… Ввел пароль, значит…

– Какой пароль?

– Неважно. Машина этот пароль отвергла, хотя я удивился, что вообще что-то ответила, ведь этим батарейкам может, лет сто пятьдесят.

– Какой был пароль?

– Стандартный, лейтенант! – вмешался стармех. – Восемнадцать знаков – дата рождения генерала Годверха. Вы это прекрасно знаете.

– Да-да, генерал Годверх был первым, кто обозначил в партизанском движении отдельные технические подразделения механиков. Я ничего не перепутал?

– Нет, сэр. Все очень точно.

– Спасибо, стармех. Только я не «лейтенант», а краугсхюттер.

– Извините, ошибся.