— Что с вами? — участливый и одновременно крайне обеспокоенный голос Анжелы стал глотком воздуха. С усилием оторвав руки от волос, Аспитис хрипло ответил:

— Всю жизнь я задавался вопросом, почему на самом деле бросил всё и пошёл в МД, почти что на верную смерть. Неужели только от безысходности? Или совершить что-то великое? Для этого больше подошло бы убийство Эдриана — сколько в будущем народу бы спас…

— И почему же? — напряжённо спросила Анжела. Аспитис повернулся к ней и растерянно улыбнулся.

— Я хотел, чтобы меня любили. Всё — только за этим. Самое главное в МД — это культ вождя. Я захотел им стать, потому что мог. Потому что просто найти кого-то равного, а не старшего, как мои друзья, кто бы любил меня, мне показалось недостаточным. Минимум полмира должно было меня боготворить и следовать за мной, куда я ни прикажу. И в итоге я сам всё испортил. Я мог получить ещё полмира без капли крови, а стал объектом всеобщей ненависти. И что теперь? Что? Большинство тех, о ком я думал, что они пойдут за мной в огонь и воду, остались с Марком. И сейчас у меня нет сил, чтобы их вернуть.

Анжела покачала головой и, воспользовавшись паузой, в которую Аспитис пытался отдышаться, чтобы продолжить говорить, возразила:

— Когда мы думаем, что нам не хватает сил, нам чаще всего недостаёт любви. Вы сами-то как к ним относились, к своим обожателям? Тоже любили или воспринимали как должное?

— Уж был получше Эдриана, готового в любую секунду предать самого преданного! — огрызнулся Аспитис, но какая-то определяющая мысль уже шевелилась в нём.

— Иногда, чтобы потерять доверие, достаточно один раз сказать или сделать что-нибудь неправильное, — грустно улыбнулась Анжела. — Для этого совершенно необязательно быть тираном, понимаешь?

Аспитис вздрогнул и быстро посмотрел на неё: Анжела уже испуганно закрыла рот руками. Оттуда донеслось едва слышимое «прости», но и оно вышло фамильярным, и ладоней хорони так и не отняла.

— Думаю, я понял, о чём ты, — сделал вид, что произошло что-то незначительное, Аспитис. — Осталось решить, как это исправить. Я-то думал, это Цезарь такой принципиальный, а оказывается… Ладно, не суть.

Он замолчал, задумавшись, и Анжела, опустив наконец руки, робко спросила:

— А я могу узнать… ну, почему у вас там всё так? Даже эта конференция… Если Рэкса и в самом деле… — она запнулась, но преодолела это слово, — убили, неужели не было понятно, что в первую очередь Аспитиса Пикерова будут подозревать в его смерти? Зачем вообще вы туда вылезли? Зачем людей провоцировать?

— Вот твоё последнее слово — ключевое, — слабо улыбнулся Аспитис. — Это именно что была провокация. Пока не просто для гражданских — для журналистов. Нам нужно было перетянуть на свою сторону «Максиму». После того, что произошло в Правдоме, они не смогут замолчать факт конкретно моей и в целом правительственной помощи именно тем журналистам, кто в прямом эфире закидывал нас неудобными вопросами и прямыми обвинениями. Девчонка, которую, например, я вытащил на собственном горбу, — известная интернет-блогерша, хотя как журналист не очень пока прославилась. Под влиянием своей подружки, которую вывел Домино, она во всеуслышание признает, что мы благородные рыцари, а другие СМИ о нас нагло врут. Потом и «Максима» подтянется, скорее всего, даже уговаривать не придётся. Белить или чернить кого-то в противовес официальной позиции — их главная фишка.