— А вот стоило бы сказать, — Адамас очень зрелищно закатил глаза. — Я понимаю, культ личности и иже с ним, но приближённые нужны для того, чтобы советовать, а не молчать при всяких непотребствах. Но — ладно. Тогда и правда всё было совсем плохо. Сейчас есть шанс всё исправить. А если и вы его оставите, Аспитиса может опять качнуть куда не надо.

— О, да пулю ему в лоб и все дела, — сплюнул Цезарь. — Надоело вечно волноваться, куда кого качнёт! Ему, чёрт подери, не двадцать лет, чтобы в чём-то сомневаться!

— Багаж у него тяжёлый, — хмыкнул Рейн. — Пойми и прости. Что ж вы все расхлябываетесь, как только какой-нибудь добрый человек перестаёт за вами надзирать? Начинаю думать, что запрограммированная неспособность совершать ошибки, о которой Аспитис грезит в отношении будущих Особенных, это лучшее, что может случиться с человечеством!

Цезарь скривил губы, отворачиваясь, но вид у него уже становился задумчивым, и Адамас выдохнул. Смешно, что определённые вещи некоторые понимают в семнадцать, а некоторые могут и до старости не понять…

Петер, дождавшийся тишины, робко протянул руку к Цезарю, явно намереваясь сказать что-нибудь по поводу прощения гибели двух дорогих ему семей, но тут дверь грохнула от чьего-то удара извне, слетела с петель, и все собравшиеся в палате узрели на пороге незнакомого чёрно-серебристо-волосого солдата в неопознаваемой форме и платке, закрывающем смуглое лицо до самых малахитовых глаз.

— Джекпот, — глухо проговорил он, как будто нарочито медленно вскидывая только что извлечённый пистолет, и вкупе с голосом Адамас узнал эти ледяные глаза. Однако прежде, чем он успел что-то сделать или сказать, Цезарь, так и не убравший оружия, выстрелил в проём двери мимо солдата — там, за его спиной, мелькнула секунду назад неясная тень. Солдат, дёрнув рукой, поймал в неё пулю — не уловимые глазом движения, лишь кровавое пятно расплылось на обнажённом предплечье, — а потом ближе всех стоящий к двери Петер бросился на него, и оба они в мгновение вылетели в коридор.

Цезарь выскочил из палаты следующим. Из-за его спины Адамас увидел, как пытающийся отбросить Петера Брутус пропустил удар от тераса, отшатнулся к окну — напротив палаты были только окна во внутренний двор больницы, — и вставший на ноги Петер опять кинулся на него. Цезарь в этот момент поднял за ворот над полом оказавшегося тут же Хаса, не успевшего ни принять участия в сражении, ни отойти на безопасное расстояние, ударил его головой о стену, и отвлёкшийся на это Брутус подставил руки для Петера слишком поздно. Вельк снёс его прямо в окно — разбив стекло, они вместе упали со второго этажа, и Цезарь, скалясь, подтащил потерявшего сознание Хаса к проёму и выставил его на протянутой руке.