Если он проснулся, значит, перелет благополучно завершился. И под опорами «Эвенджера» — плоть другой планеты. Марса. Красная каменистая плоть.

Пир пошевелился. К конечностям возвращалась жизнь, прогоняя стада назойливых прохладных мурашек, обосновавшихся в каждой мышце.

Кокон-антиграв аккуратно опустил Пира в кресло и бесшумно отключился. Погас зеленый глазок. Пир отстегнул медицинский модуль от «Скорлупы», даже не выдернув штекеры. А зачем?

Зажегся другой огонек, на пульте. Пир вызвал на один из мониторов в спинке переднего кресла пилотскую кабину, а на второй — изображение с внешних датчиков. Второй монитор сразу налился густо-красным.

Марс выглядел точь-в-точь как на фотографиях. Необычно красная каменистая пустыня. Было очень странно видеть ее, совершенно безжизненную. На Земле, даже в самых гиблых местах можно увидеть упрямый живой стебелек, сухую травинку, насекомое…

Здесь все дышало смертью, даже сквозь глаз видеодатчика и матрицу монитора. Смерть. Мир смерти.

А они принесли сюда еще немного ее же — той, что рано или поздно приходит за каждым. Просто Земле нужно, чтобы за этериалами и сектоидами, за флоатерами, мутонами и человекозмеями смерть пришла пораньше. За ними и их беспощадными созданиями, будь то робот-кибердиск или сгорающий в вихре неудержимого метаболизма хризалид.

— С добрым утром, Пир, — сказал кто-то из пилотов.

Они, конечно, уже давно на ногах, все четверо. Вахтенный разбудил троих коллег еще на подлете к Марсу, на орбите. Посадка — достаточно важный процесс, чтобы доверять его одному человеку. Даже если это посадка в автоматическом режиме и пилоты остаются лишь наблюдателями большей частью.

— А сейчас утро? — спросил Пир вместо приветствия.

Пилот, пожелавший ему доброго утра, весело фыркнул:

— Утро, это не когда встает солнце, а когда ты просыпаешься. С моей точки зрения, уже далеко за полдень.

Что-то здравое в этом утверждении было. Пир тоже иногда переходил на ночной образ жизни, когда приезжал домой в отпуск.

Почему-то от десятидневного сна Пир очнулся первым. Вторым зашевелился Хуан Олаэча. Потом — Том Додж.

Через полчаса после того, как Пир обрел ясность мыслей, пробудились все, включая дистанционщиков. Завадски отстегнул шлем «Скорлупы» и бродил по проходу, раздавая из пластикового пакета витамины и запаянные в целлофан завтраки. Паллистер помогал ему, а Большой Дик Бейли носил громадный термос с кофе и кассету с одноразовыми стаканчиками.

«Смешно! — подумалось Пиру. — Два коммандера и полковник разносят пайки сержантам…»

В сущности, все звания, присвоенные за время проекта, мало что значили для самих оперативников. И если новичок оказывался настоящим бойцом и хорошо проявлял себя в миссиях, никакой разницы между коммандером и рядовым-скводци икскомовцы в своем кругу не делали. Другое дело для посторонних, особенно надоевших всем шишек из НАТО и ООН, — тут даже Пиру иногда приходилось надевать форму в довесок к важно надутым щекам. На пресс-конференциях, например.