— Восточный сектор чист. Кванто кхорне….

— Благодарю вас, — ответил лично Жан Клод Дювалье с командного пункта, развернутого на холме, у складов зеленой «тари». Рядом переминалась охрана и Эмми Харт. Последняя стояла тихо за спиной. Кося глазами то на пожары вдали, то — аккуратно облизываясь — на ворота склада. Штурмовые группы неплохо сбиты и тренированы, но это их первый нормальный рейд. Жан Клод Дювалье решил возглавить его лично. Верньер щелкнул под пальцами. Переключился канал:

— Южный сектор, не слышу вас. Ответьте, чего копаетесь?

Командир южного сектора ответить не мог. Занят был — его ребята как раз снесли дверь в дом председателя Хуана. Рассыпались, весело круша все подряд — от бедра, длинными очередями. И умерли, смятые и отброшенные назад длинной, раскатистой очередью. Радио в руках Дювалье щелкнуло, донеся бульканье, хрипы и железный четкий так-так. Лязг. Тяжелый, уверенный рев, слишком громкий для компактного «скорпиона».

Троерукий Хуан ушел в председатели из «коммандо» гремящих когтей. Машину он сдал, винтовку обрезал, но пулемет — их коммандный, склепанный в деревенской кузнице пулемет с длинным стволом, диском и коробом воздушного охлаждения — оставил себе. Просто так. Пригодилось.

Рация в руках Дювалье захрипела и ожила. На миг. В динамике — хрипы и треск очередей. Опять. И крик. Хуан ревел, созывая на бой уцелевших:

— С нами бог… Уразумел, собака неверная? С нами бог…

Надтреснутый звон, стук, и хрипы. Потом молчане — рация умерла. Глухо треснула ткань. Черный Абим рванул на груди форменную, парадную куртку. Замер, сорвал с пояса склянку, плеснул на лицо — тонкий порошок рассыпался по лбу и щекам, делая лицо белым, похожим на череп… Прошептал заклинанье под нос — глухо, сверкая белками глаз и натужно шевеля губами. И шагнул вперед — навстречу накатывающемуся снизу на них реву станкового пулемета. Десяток штурмовиков сорвались с места, поспешили за ним. Темный огонь заплясал на черных, белых и зеркальных лицах. Эмми переминалась, не зная, на что решиться. Дювалье остался сидеть — спокойно, опираясь на трость, лишь дымный ветер трепал полы черного делового костюма.

Председатель шел, методично очищая огнем улицу за улицей. Как привык, в полный рост, сдвинув на лоб мятую кепку. Самопальный ручной пулемет удобно лежал на сгибе механической руки. Его пытались остановить — остатки южной группы штурмовиков зацепились за школу, выметая улицы перед собой шквальным огнем ручных «скорпионов». Здание было новое, бревенчатое, крепкое — издали пули его не брали. Свет в небе мигнул и погас — операторы вернули дронов на базу. Упала тьма. Густая, черная тьма, подсвеченная снизу багровым и рыжим огнем пожаров. Хуан замер на миг, глядя на плывущий дым и густо мерцающие искрами выстрелов окна. Сплюнул, пригнулся, зашел — дворами, под прикрытием черного дыма — с другой стороны. Туда, где к его стыду, пришлось ставить вместо нормальных бревен некондицию. Нашел хорошее место, сменил магазин — пустой диск упал, звякнув жестью по камню — и выдал длинную, патронов на двадцать очередь. Столб огня, ливень остроносых, бронебойных пуль. Балки и здесь были толстые, новые — но пули прошивали их насквозь, разнося в щепу белое, смолистое дерево. Внутри что-то бухнуло, из окон школы — всех разом — плеснуло огнем. Взорвался газовый баллон. Кто-то закричал — страшно, лютым, звериным воем. И затих, заваленный рухнувшей крышей. Искры взлетели вверх. Хуан проворчал, сплюнув в пыль: