— Вас посетило откровение?

— Иначе не сказать.

— И ангел велел вам идти сюда, чтобы?..

— Девочка. Он сказал, что я должен попытаться помочь ей, приложить все силы.

Услышав о девочке, священник совсем немного оторопел.

— А… что-нибудь еще ангел вам сказал?

— Нет, отче, я бреду в потемках, выискивая крупицу света.

— Надо же. Такой молодой человек, а уже так тесно приобщились к вере. Похвально, но так необычно в наши лихие времена.

Тобиус мысленно обозвал себя последними словами. Он так привык носить личину в последнее время, что не подумал о том, что, при входе в храм ложная внешность растает в мгновение ока, а ведь это было естественно! Священник явно видел настоящее лицо, и, несомненно, глаза мага. Люди замечали их необычную природу реже, чем можно было бы ожидать, но уж если замечали, то больше не забывали. Эти мысли пролетели в голове Тобиуса мгновенно, однако бледное лицо осталось невозмутимым, и он взял себя в руки. В конце концов, не ошибается лишь тот, кто ничего не делает.

— На то есть причина, отче. Когда я был еще в утробе матери, та стала жертвой проклятья богомерзкой ведьмы. Тварь схватили и сожгли, а матушка моя перешла под защиту Святой Церкви и родила меня на святой земле. Лишь потому облик мой не стал совсем ужасным, обошлось глазами. Сызмальства мне рассказывали об этом, и, преодолев порог отрочества, я решил посвятить себя вере, но прежде чем идти в послушники, захотел пуститься в паломничество. Когда-нибудь я увижу светлый град Йершалаим, а вернувшись, пойду учиться к братьям святого Якова.

Ложь придумывалась быстро и ладно, а говорил Тобиус непринужденно, что не способствовало лишней подозрительности.

— Проводите меня, отче, я не знаю, куда идти дальше, и в дом божий явился за указанием пути.

Верующий человек, сразу не принявший историю появления желтоглазого "паломника", не смог, однако, найти причину, чтобы отказать в просьбе. Сама ситуация была необычна, так что готовой манеры поведения не существовало. Отцу Эмилю потребовалось немного времени, чтобы сменить рабочую одежку на священническую сутану, после чего он вышел на дышавшие зноем улочки Шем-ду-Махгритэ.

Сердце этого поселения составляли обширные дворы, которые за несколько веков существования превратились в малые подобия настоящих замков. Конечно, там были лишь большие дома вместо донжонов, часто в несколько этажей, хозяйственные пристройки вместо казарм, прочные заборы вместо крепостных стен и клумбы вместо рвов, но какой-то уютный дух "замковости" в них жил. Ворота одного из тех дворов, к которому привел священник, были распахнуты, и присматривал за ними одинокий пейзан с жердиной, сидевший в тени раскидистого сливового дерева. Охранник быстро встал и поклонился, сняв перед клириком замызганную треуголку, а на вопрос о хозяине указал на увитую стеблями монастырской розы беседку.