После его отъезда на вилле стало совсем тоскливо.

Арчи посмурнел. Из России приходили противоречивые новости. Его расчеты, что страна, как по мановению волшебной палочки, очистится от скверны, оказались слишком оптимистичными.

Леонид Семенович не воспринимал всерьез идею племянника, но вслух об этом не говорил. Он был уверен, что парень совершил огромную глупость, променяв самое большое наследство в истории на удовлетворение подростковых комплексов по изменению мироустройства к лучшему. Жизненный опыт Полунина к подобным глупостям не располагал. Он никогда не пытался грести против течения. Законопослушным гражданином его не назовешь, но и борцом с системой он себя не считал. Все свои схемы Леонид Семенович проворачивал с одной целью. От мамочки, что ли, Арчибальд набрался этой ерунды? Сколько сил ушло, чтобы вдолбить ему в голову, что в Лаборатории они людей не убивали, а дарили им избавление. Ну, хорошо, не дарили, а продавали. Это уже несущественные детали.

Что-то размяк я, размышлял Полунин. Раньше отхлестал бы по щекам, дал пару поджопников, взял ситуацию под контроль, и джонстонову суку они сейчас вот где держали бы! А вместо этого надумал потащиться следом за сопляком туда, откуда всю жизнь мечтал вырваться и вроде бы вырвался уже…

«Да вы с ума сошли! — воскликнул Коростель во время очередного воскресного визита на виллу, когда Полунин признался, что они скоро уезжают. — Ладно этот молокосос! Умные люди сейчас сваливают из России, а не наоборот! Вам, Леонид Семенович, там делать нечего. Там сейчас такое закрутится. Пусть он катится на все четыре стороны. А вы оставайтесь. Я вам помогу. Возьму помощником. Работы у Пенелопы — выше крыши».

Предложение Коростеля удивило его, но не изменило планов. Полунин вежливо поблагодарил и не стал объяснять причину отказа. Не вспоминать же ту ночь, когда Арчи выбрал, кому — отцу или дяде — жить, а кому умирать.

* * *

Искаженный женский голос сначала проскрипел что-то на английском, а затем уже по-русски объявил посадку и попросил пристегнуть ремни. Серебристое крыло накренилось, и внизу проплыл белесый панцирь Финского залива, нарезанный ледоколами, словно праздничный пирог. Корпус самолета задрожал, скрипнули кресла, двигатели загудели на полтона ниже, а затем «боинг» выровнялся.

Полунин дождался момента, когда шасси с резким толчком коснулись посадочной полосы, и только после этого разбудил Арчи. Тот встрепенулся, открыл покрасневшие глаза и часто заморгал, не соображая, где находится.

— Сели?

Полунин кивнул. Племянник вздохнул с облегчением.