Четвёртая свешивается через перила и смотрит.

Вот таким, наверное, и выглядело бы дно, если бы все самоубийцы и все пробившие заграждение автомобили никем не вытаскивались, а канал пересох. Позор коммунальным службам.

Мысль о некомпетентности коммунальщиков первым озвучивает Курт, за что и огребает, обвиненный Капитаном в цинизме. Бурчит, трёт затылок, — сгодился перчаточный кевлар, точно будет шишка — а потом замирает, удивленно расширив глаза.

— Да вы только поглядите на их форму. Целая форма, напоминает военную, и не истлела ещё… Они умерли позже, чем город!

— Не умерли. Были убиты. Их расстреляли, кого-то — в голову… Мрак.

Черепа все, как один, приветливо и радушно скалятся. Это ничего, говорят мертвецы, ничего, что кто-то однажды стреляет в тебя, а потом сбрасывает в старый канал — ничего, что ты не хотел умирать, а пришлось, потому что была казнь, или предательство, или проигранная война. Ничего неудобного или смущающего, чтобы лежать вот так, в общей куче. Ничего страшного, что тебя даже не засыпают землей, и что тебя глодают дождь, снег, вороны, звери-падальщики… Но люди, стоящие на мосту, похоже, несколько другого мнения.

— Я думаю, надо посмотреть поближе.

Лучик зябко передёргивает плечами.

— Зачем, Капитан?

Но тот уже цепляет карабин к перилам и перебрасывает через них одну ногу.

— Затем, что это может ожидать и нас.

Он не любит поясную лебёдку, потому что пребывание в подвешенном состоянии всегда наводило его на мысль о червяке на крючке. И сейчас тоже наводит, гораздо сильнее, чем было бы в иной ситуации: червяк на крючке, приманка для рыбы, приманка, сделанная кем-то, кто глядит сейчас на них из густых зарослей. Кто убил этих людей и не прочь был бы убить ещё. Если трос лопнет, — по причине ли технической или выстрела, сделанного в него, — падать будет с такой высоты очень больно. Но бетонные берега по обе стороны канала слишком круты, чтобы можно было бы спуститься по ним и подняться обратно, а проржавелые грузовики — здесь, прямо под подошвами. Если делать всё осторожно, совсем скоро можно будет нащупать ногами борт самого верхнего, который лежит на боку. Над перилами свешиваются встревоженные лица друзей — голова Лучика кажется мультяшно огромной из-за короны подсолнухов. «Наблюдение за местностью никто ещё не отменял», — с небольшим раздражением бросает тройке людей командир. Под правой ногой вдруг глухо бухает гнилой металл борта. Грузовик скрежещет, чуть оседает, ещё мгновение и, кажется, рухнет, но Капитан уже стоит на нем двумя ногами, и колебание железа прекращается. Только проходит резонанс до самого низа этой ужасной груды — там, где искореженное железо, сдутые шины, крошево ветровых стёкол и фар, скрытые под ними костяные мёртвые ухмылки.