Проклятый курьер. Они встретились три дня назад в доме Анголима, когда тот зашел, с поклоном начав доклад. Начал и осекся, едва душитель, сидевший в темном углу, движением выдал свое присутствие.

 Матье вцепился пальцами в лицо, до боли впиваясь в кожу ногтями, как будто бы пытаясь выцарапать из памяти взгляд курьера — настороженный, недоверчивый и холодный, слишком красноречиво говорящий о подозрениях вкупе с его словами.

 «Алвал Увани просит у вас отчеты…»

 Неловкое молчание, повисшее после того, как имперец его увидел, только подтвердило страхи. Пришлось сыграть в тактичность и выйти, не подав виду…хотелось бы верить, что это удалось, и Анголим счел его уход проявлением способности угадывать желания начальства без слов, а не бегством. Впрочем, будь у него какие-то сомнения, ему не дали бы уйти далеко.

 Матье слишком хорошо понимал, о каких отчетах идет речь. Его отчеты. Идеальные, расписанные едва ли не по часам, заранее приготовленное прикрытие на случай подозрений. Если прочесть их, можно сделать вывод, что он служил Братству днем и ночью, и каждая минута его жизни была посвящена если не поиску и убийствам жертв, то выполнению личных поручений Спикеров и Слушателя. Никто не писал так подробно, и эта его привычка всегда радовала Аркуэн, она даже улыбалась, в редкие минуты доброго расположения духа ставя его в пример другим. И он всегда может сослаться на то, что старался для нее, за подобное усердие сам Слушатель только похвалит его. И Алвал Увани благосклонно улыбнется, не найдя подтверждений своим подозрениям.

 Нервный смех разогнал тишину, и Матье бессильно открыл глаза, выныривая из темноты в утреннюю серость.

 Алвал Увани улыбнется и не посмеет обвинить, не имея доказательств, но уже никогда не ослабит внимания. Будет следить за каждым его шагом в ожидании любого неверного движения. И никакая осторожность, никакая ложь не спасет. Он уже слишком долго ходит по самому краю, его планы требуют самоубийственного риска. И теперь придется поставить на карту все, решившись на самый отчаянный шаг и перечеркнув старые, куда более простые планы. Что же, ему не впервые искать выход. Матушка с ним, это была ее идея, и он верит ей больше, чем себе: она всегда была сильнее, умнее и всегда знала, что для них лучше.

 «Убить их всех. Пусть перережут друг друга».

 Неуверенные шаги, скрип половиц в коридоре и стук в дверь — тихий, как будто бы поскреблась мышь.

 Тилмо пришел, в этом не было сомнений. Высокий, тощий и бледный от страха. С дрожащими губами и глубоко ввалившимися глазами. Заикающийся от волнения, нервно комкающий рукава рубашки и на мгновение показавшийся собственным отражением в каком-то кривом зеркале, в шутку поставленном кем-то в дверях.