На высоком помосте светловолосый бард, перебирая струны лютни, пел о великом подвиге павших в бою защитников Брумы и клинков, о воплотившем в себе Акатоша Мартине Септиме и Защитнице, «прекрасной и чистой как зимний рассвет».

 Песня лгала не меньше, чем рассказы завсегдатаев таверн, а то и больше. Терис не видела, шевелятся ли ночами обломки осадной машины, но видела Защитницу в разрушенном Кватче. Терис вспоминала обожженное лицо уже не юной наемницы, ее ругань и исходивший от нее запах горелой плоти и крови, и знала, что она не появлялась ни на одном празднике. Если верить Манхейму, она едва ли покидает свой дом недалеко от Скинграда, и если и бывает в этих краях, то только в Храме клинков, у могил погибших соратников. И почему-то слова старого вора вызывали большее доверие, чем многочисленные баллады, склонные превращать живых людей в безупречных во всем полубогов.

 Высокая фигура в черном, знакомая и изученная до мелочей, мелькнула впереди, своим появлением стирая все сторонние мысли. Песня барда исчезла, потускнели краски, и гомон толпы превратился в шум моря — монотонный, прячущий звук собственных шагов и скрывающий ее приближение к жертве.

 Терис следила за ним уже около часа. Ловила его движения, просчитывала шаги, угадывала его путь, сама оставаясь отделенной от него несколькими домами. Идти за ним по следу не позволяло чутье, заставившее свернуть на соседнюю улицу сразу же, как оба они вышли из таверны.

 Будь у нее хоть малая часть уверенности в успехе, она отравила бы его так же, как хаджита и норда. Хозяин той забытой аэдра таверны взял ее мыть посуду без лишних расспросов и лишь на второй день работы поинтересовался ее именем а услышав его, как будто бы тут же забыл. Сонный и медлительный, он надолго отлучался с кухни, и подмешать яд в эль посетителей не составляло труда. Они же не обратили внимания на невзрачную трактирную девку, слишком занятые своим разговором. Хаджит долго и красочно расписывал преимущества рукопашного боя, а норд внимательно слушал его, ни разу не перебив ни жестом, ни звуком, и, когда полукровка принесла им полные до краев кружки, поблагодарил ее кивком, даже не взглянув ее сторону. Она дождалась, когда их стаканы опустеют, и невидимкой покинула таверну. Слухи о смерти двух путников на дороги догнали ее уже вечером на постоялом дворе у стен Брумы, и она вместе со всеми пожелала обрести им покой в обители Девятерых.

 Когда данмер переступил порог таверны в Бруме, Терис хватило одного взгляда на него, чтобы отказаться от мысли убить его тем же способом. Высокий, с искалеченной рукой и длинным худым лицом, он вызвал бы у нее опасения, даже не знай она, что перед ней убийца из Мораг Тонг. Ледяные глаза, горевшие углями на сером как пепел лице, видели все насквозь, и полукровка благодарила высшие силы за то, что его цепкий пронзительный взгляд ни разу не коснулся ее. Он говорил с трактирщиком недолго и негромко, и она не рискнула повернуть головы в его сторону, чтобы услышать хоть слово. Будь ее воля, она бы не осталась ночевать с ним под одной крышей. Любой притон, служащий пристанищем скуумовым наркоманам и уличным головорезам, в тот вечер казался ей безопаснее, чем таверна «радушие Джерола». О том, чтобы отравить его, не возникало и мыслей. Нездорово обострившееся чутье подсказывало ей, что он, хранимый Мефалой, необъяснимым образом распознает любой яд и даже не прикоснется к отравленному питью или еде. И также безошибочно узнает ее среди других постояльцев, и его искалеченная рука нисколько не помешает убить ее на месте.