Они одновременно сообразили, что под ногами что-то вроде лестницы, и, хотя она ведет незнамо куда, надо быстро выбираться из потока. Холод снова тянул к ним свои когтистые смертоносные лапы и было не до поиска лучших вариантов.
Застывшие ноги не слушались, пальцы на руках не хотели сжиматься, но они все-таки сами выползли на скользкий бетонный парапет и выволокли туда же пластиковый контейнер с вещами. Обоих била крупная дрожь, какая бывает лишь после шока, большой кровопотери или от глубокого переохлаждения.
Они пробыли в ледяной воде больше десяти минут, и это было гораздо больше того времени, что можно себе позволить без риска умереть от холода, но они были живы.
– Быстрее, быстрее, быстрее… – сипела Белка окоченевшими связками.
Они уходили все дальше от света, вглубь затопленного тоннеля, туда, где их невозможно было ни увидеть, ни услышать. Движение давалось через силу, но хоть как-то согревало.
Обшаривая стену, чтобы не напороться на очередные трубы, Тим нащупал дверь в стене, толкнул полотно и – о, чудо! – она оказалась открытой! Они ввалились вовнутрь, и Белка сразу же нащупала в баке фонарь Книжника, достала его и принялась судорожно жать на клавишу динамо-машинки. Луч света заметался по темному царству, выхватывая из темноты какие-то ящики, короткие железные лестнички…
– Сюда! – приказала Белка. Она не понимала, куда бежать, это был чистый инстинкт, интуиция, привычка действовать тогда, когда на любые телодвижения просто нет сил!
Комната с трубами, на них огромные колеса-вентиля… Комната с какими-то железными шкафами. Выше, ниже… Все старое, сырое, заброшенное…
Наконец они остановились. Побег закончился в небольшой комнатушке с шершавым холодным полом, без окон и дверей. Дальше бежать было некуда и незачем. Белка вывернула на пол содержимое бака и дрожащими руками выхватила из груды вещей свой старый спальный мешок. На пол полетел видавший виды каремат, секунда – она уже лежала на плотной изолирующей подложке коврика, нырнув в видавший виды спальник, как мышь в нору.
– Чего стоишь? Быстро ко мне! – позвала она замершего в нерешительности Книжника, и ей не пришлось приказывать ему дважды.
Они переплелись руками и ногами, словно побеги дикого плюща, с одной целью – найти немного тепла, согреться, оттаять. Каждый из них по отдельности был полумертвым от переохлаждения. В близости, в соприкосновении тел, крылось спасение: холод отступал, капли воды на телах испарялись, и спасительное тепло разливалось по членам. Они не слышали, они чувствовали стук чужого сердца.