Неожиданно раздался стук в дверь, и Роупер вздрогнул. В памяти невольно воскресли матово-черный клинок и кукушка с распростертыми крыльями.

– Криптей никогда не стучит, – нетерпеливо сказала Кетура.

Роупер встал, поднял засов и потянул дверь на себя. За ней стоял лениво опирающийся на стену Хелмиц, а рядом с ним – Торри, Советник-по-Торговле.

– Мне передали сообщение, лорд, что я должен явиться к вам сразу же, как только вернусь, – сказал Торри. Советник совсем недавно сошел с корабля из Ганновера, где выступил в роли торгового посланника. – Надеюсь, я вас не побеспокоил?

– Конечно же нет, Советник. Благодарю, что пришли.

Роупер отступил назад, приглашая Торри войти. Кетура улыбнулась, не вставая с кровати.

– Добрый вечер, Советник. Как поживают ваши дочери?

Жена Торри подарила ему двух близняшек всего четыре месяца назад.

– Спасибо, мисс Кетура. Уже режутся зубки, – ответил Торри, принимая тисовый стул, который подал ему Роупер. – Путешествие в Ганновер стало приятным развлечением. Что здесь случилось, пока меня не было, лорд? – спросил он, повернувшись к Роуперу.

– Что вы имеете в виду?

Роупер налил Торри и Кетуре по кубку березового вина и взял себе третий.

– Спасибо. Атмосфера тут… будто произошла ужасная трагедия. Прошу прощения, лорд, но я не припомню, чтобы в крепости когда-нибудь было так тихо.

– Кто знает? – уклончиво ответил Роупер, хотя прекрасно знал все и сам. – Как прошла миссия?

– Успешно, лорд, – осторожно ответил Торри. – Договор пока небольшой, ограниченный поставками шерсти и меди в обмен на зерно и железо, но благодаря ему у нас появится хоть какой-то источник дохода. Со временем, когда отношения улучшатся, он может вырасти в нечто большее. Это было мудро, лорд. Мы дали понять, что отныне Черная Страна готова возобновить сотрудничество с внешним миром.

– Отличная работа, Советник. Это послужит хорошим началом. Я так понимаю, договор вступит в силу сразу после окончания зимы?

– Точно так, лорд. В море сейчас слишком бурно, но с весны обязательно начнем.

Советник провел с ними еще какое-то время, рассказав о Ганновере. Анакимы не любили путешествия. Едва ли один анаким из десяти тысяч мечтал выехать за пределы своей страны. Оттого и тот образ чужих земель, который нарисовал Торри, отличался особым, немного тревожным очарованием. Он рассказал о странном ганноверском диалекте – почти непонятном для ушей граждан Черной Страны. О том, что ганноверские князья уже переняли загадочную сатрианскую любовь к золоту (хотя и не могли точно ответить, в чем именно состоит его ценность) и живут в огромных дворцах, возвышающихся над крутоскатными крышами лачуг своих подданных. О том, что у них нет постоянных легионов – только личные боевые отряды князей и гражданское ополчение, мобилизуемое в случае нападения сатрианцев. Еда у них очень странная: хоть они и пекут хлеб, но он очень терпкий на вкус, а камни, которые они используют для помола, крошатся в пыль, портя муку. Не менее непонятны их обычаи. И даже сама страна пахнет не так, как здесь: в воздухе постоянно висит пыль и известь от непрерывно строящихся дворцов, вдоль улиц по открытым канавам текут грязные сточные воды, а пивоварни, не ограниченные одним определенным районом, наполняют весь город запахом ячменя, меда и дрожжей. Там даже дым пахнет по-другому – не богатым мягким ароматом пылающего угля, доминирующим в Хиндранне, но более жестким тяжелым запахом, который исходит от дров из ясеня и дуба. Услышав об этом, Роупер вздрогнул, а Кетура сказала, что ей нездоровится.