– Я знала, что ты придешь, – сказала Зигрид, заварив вторую чашку с хвоей для себя и отставив ее в сторону так же, как Кетура. – Поэтому вызвалась сегодня побыть привратницей. Для чего тебе понадобилась Главная Хранительница?

– Я хочу услышать одну песнь. К тому же мне хотелось бы надеть мантию служительницы. Ты уже выбрала себе келью?

Кельей называлась тройка историков во главе со старшей, которая специализировалась на каком-либо отрезке истории, каждый из которых охватывал четыреста тридцать один год.

– Пока мне нравится быть служительницей, но, возможно, однажды я захочу надеть мантию полноценного историка. – Зигрид немного помолчала. – Хотя и не уверена, что когда-нибудь буду готова добровольно отказаться от брака. Возможно, это недостойный мотив, но, скорее всего, я присоединюсь к келье только тогда, когда мне понадобится утешение.

Чтобы стать полноправным членом кельи и таким образом отождествить себя с памятью Черной Страны, женщине приходилось отказываться от замужества и навсегда поселяться в стенах Академии. Она становилась частью самой страны – слишком драгоценной, чтобы рисковать собой; и слишком важной, чтобы подвергаться влиянию мужа или кого-то еще, кто живет за пределами Академии. Зигрид имела в виду, что станет вести такой суровый и аскетичный образ жизни только в том случае, если Грея убьют в бою. Для тех, кто служил в Священной Гвардии, такой исход был практически неизбежен.

Кетура считала себя тонко разбирающейся в людях. Ей хватало одного взгляда, чтобы определить мотивы и характер человека, и она не могла поверить, что Зигрид будет когда-либо испытывать отчаяние. Эта пожилая женщина, несмотря на всю ее серьезность, была такой безмятежной, что в ее присутствии Кетура всегда испытывала спокойствие – даже если Зигрид при этом почти ничего не говорила. Долгие паузы Зигрид лишь делали ее слова весомее. Если Кетура кем-то восхищалась в Черной Стране, то только этой женщиной.

Зигрид молчала. Ничего не говорила и Кетура. Только в присутствии своей безмятежной подруги, под каменным навесом привратного зала, у раскинувшегося перед ними замерзшего озера, Кетура ощутила нисходящее на нее умиротворение. Казалось, сами стены Академии проясняют мысли. Притягательная сила этого места становилась все более очевидной.

Они помолчали еще некоторое время. Затем Зигрид вынула из мешочка на поясе пару горстей орехов и угостила ими Кетуру. Орехи оказались довольно сухими, поэтому женщины стали жарить их у костра. Кетура отхлебнула сосновый чай – ароматный, смолистый и очень освежающий.