Пеллегрин спит уже минут двадцать.

Ночью он в основном бодрствовал, поэтому я не хочу его тормошить.

Но я не уверена, что делать.

– Феникс? Что с тобой?

Он не отвечает, продолжая жмуриться и вжимать пальцы в виски. Я иду к Фениксу, кладу ладонь ему на плечо.

Он вздрагивает от неожиданности.

– Что случилось, Феникс?

– Я тебя почти не слышу, – произносит Феникс. – Алекса… Алекса! Если ты меня слышишь, перестань трещать!

– Но я – Иден.

Если он думает, что я – Алекса, то его состояние куда хуже, чем я полагала.

Феникс смотрит на меня, будто именно у меня крыша поехала.

– Алекса, – поясняет он, – у меня в голове. Несет какой-то бред, и я не могу заставить ее говорить медленнее. Что-то про твоего отца.

Я в две секунды срываюсь из рассветного «все-будет-хорошо» в паническое «настал-конец-света».

– Что? Что? – Феникс снова жмурится. – Эй, Феникс, посмотри на меня… Алекса, ты меня видишь? Я – на экране, да?

Хаос в голове Феникса упорядочивается.

– Она притихла. – Феникс прислушивается. – Она тебя видит.

– Хорошо. Алекса… ты можешь еще раз рассказать Фениксу о том, что произошло, но помедленнее?

Его глаза открыты, но таращатся в пустоту.

Я надеюсь, что он все запомнит.

– Феникс, чего ты так смотришь? – окликаю я его.