А значит, меня не должны поймать. Я не проиграю.
84
84
Меня окружают суровые лица.
Голубые, как лед, глаза Лонана смотрят холодно, строго.
От Касса исходит напряжение – как пар от раскаленного летним солнцем асфальта.
Даже невозмутимый Феникс закован в броню мрачной решимости, спрятав привычную беззаботность глубоко внутри, чтобы враги не разглядели сквозь трещины его слабые места. Пеллегрин остается прежним – однако это вовсе не означает, что выглядит он не устрашающе.
Яхта замирает у края длинного пирса. От человека, который изменит будущее, нас отделяет около сотни видавших виды деревянных перекладин.
Узнать Зорнова легко, хотя в пропагандистских материалах его явно делали выше и холенее. Выглядит он счастливым – а почему бы и нет? Он – король, живет в замке и принимает очередных простолюдинов, которые продлят его чудесную жизнь. Образ нарушает лишь тончайший порез на щеке. Представляю, как кто-то из многочисленных слуг Зорнова проводит опасной бритвой – самую малость затупившейся – с чуть бо́льшим нажимом, чем следует. Вроде как надо напомнить хозяину, что он по-прежнему смертен… и жизнь короля может оборваться в любой миг.
А спутник Зорнова ни капли не постарел с тех пор, как окончил учебу. Папа сохранил мало университетских фотографий, поэтому я помню их до мельчайших подробностей. А доктора Марике трудно забыть: волнистые светлые волосы, голубые глаза, длинный узкий нос и смуглая кожа, так странно контрастирующая с прорвавшимися наружу генами. Экзотическая внешность.
«Риим – наполовину голландец, наполовину ливанец, – говорил папа, когда фото впервые попалось мне на глаза. – Родился и вырос в Южной Африке».
Не представляю, сколько времени заняло путешествие из Кейптауна, но доктор Марике выглядит отдохнувшим. На лице – ни морщинки, на светло-розовой накрахмаленной рубашке – ни единой складочки.
Зорнов и Марике молча наблюдают, как мы цепочкой проходим по пирсу, словно мы какая-то официальная делегация. Но можно сказать, правда с натяжкой, что так оно и есть. Мы шагаем, как и положено отмороженным ПсевдоВолкам: с высоко поднятыми головами, видящими, но ничего не воспринимающими глазами, в тишине, которую нарушает лишь плеск волн о берег. Впереди идет Пеллегрин – единственный из нас, кому положено сохранять разум.
– Как раз вовремя!
Как странно видеть на лице Зорнова улыбку – настоящую, от которой светятся глаза. Он проскальзывает взглядом мимо меня, изучающе смотрит на Лонана.
«Вожаки на нем помешались, – сказал отец, когда мы сидели у него в кабинете, – и хотят заполучить парня в свои лапы».