– В смысле? – не понял Адиль.

А вот капитан догадался, что имеет в виду Сол, и тихонько вздохнул, не зная, как реагировать.

– Давайте отправим сообщение в Компанию? – продолжил Кан, разглядывая друзей. – Обрисуем ситуацию. Предложим договориться. Всей премии, разумеется, не получим, но половину мы из Компании точно вышибем – они очень давно не объявляли об обнаружении землеподобных планет, так что станут податливыми. Получим по триллиону на каждого. Разве плохо?

– О чем договариваться? – поинтересовался несообразительный Дауд.

– О том, что они пришлют сюда боевой корабль, – объяснил Дженкинс, глядя Солу в глаза. – Без опознавательных знаков и с отключенным передатчиком.

Толстяк кивнул.

А вот механик опять ничего не понял:

– Зачем корабль?

– Затем, – ответил Сол, глядя Дженкинсу в глаза, – что достаточно одной торпеды, и наши имена войдут в историю, а мы – в число богатейших людей Вселенной.

– Хочешь убить монахов? – изумился Дауд.

– На борту «Иерусалима» не менее тысячи душ, – сказал Денни.

– Фанатики, – очень тихо уточнил Кан.

– Люди, – еще тише произнес Дженкинс.

– Фанатики, стоящие между нами и нашим будущим. Нужно сделать правильный выбор, Денни.

Адиль отвернулся, показывая, что у него ответа нет.

– Очень сложный выбор, – прошелестел капитан. – Дай мне пару часов.

– Зачем?

Перед глазами Дженкинса появился настоятель – спокойный, улыбающийся, с добрыми голубыми глазами. Смотрящий на него. Смотрящий на звезды. Смотрящий на изображение Храма.

Верующий.

А в следующий миг Дженкинс попытался представить этого человека тридцать лет назад. Возможно, без бороды. И, конечно же, без рясы и наперсного креста. Какие у него были глаза, когда он видел улетающих в космос людей? Такие же добрые? Почему он так расстроился, услышав его второй вопрос?