– Доброе утро, Василий Сергеевич, – не по уставу, а уже по привычке, выработанной годами совместной работы, отчеканили мы с Иваном.
– Доброе, доброе, – капитан задумчиво кивнул и, вернувшись к карте, взмахом руки открыл дополнительный голографический экран. – Дрон уже подняли, Алексей прямо сейчас проводит дезинфекцию и готовится забирать образцы. Как только он даст команду, мы стартуем.
Милорадович помедлил, затем улыбнулся еще шире.
– Ну что, ребята? У вашей команды ведь сегодня юбилей, а? Двадцатый мир. Такое бывает раз в жизни!
Мы переглянулись.
– Черт! А ведь он прав! – выдохнул Ванька. – Получается, в честь «Антигоны» называем?
– Ну, во-первых, не выражайся, а во-вторых, да! В честь нее, родимой, – я кивнул.
У космопроходцев существовало негласное правило: десятый открытый мир называли именем корабля, на котором они путешествуют, а двадцатый, соответственно, челнока наземной группы. И если для Милорадовича, открывшего больше полутора сотен планет, это уже было рутиной, то для нас – настоящим событием.
– Ты погоди еще! Вот тридцатый откроем и придется называть в честь тебя, дылда! – Ванька радостно хлопнул меня по спине.
Удар его лапищи был такой силы, что я тихонько взвыл. Но и здесь он был прав – тридцатая планета в послужном списке должна быть названа по фамилии командира наземной группы. То есть по моей. Я почувствовал волнение от подобной перспективы.
– Ладно, молодые люди. Посмеялись и хватит, – Милорадович нахмурился. – Пора работать.
Капитан нажал сенсорную клавишу и на голографическом экране вспыхнуло изображение с камеры на посадочной палубе. Посреди ангара на распорках стоял угловатый серый предмет. На его скошенном носу виднелся трафаретный двуглавый орел и цифровая Олегировка. Разведывательный дрон был выключен, боковая панель, прикрывающая контрольный блок, снята. Двое техников в синих комбинезонах подсоединяли кабели и пучки проводов к разъемам на корпусе. Еще один, вооруженный планшетом, руководил диагностикой. Рядом с ними, сложив руки на груди, стоял человек лет пятидесяти в белом халате и широких очках. Несмотря на развитие медицины и возможность поставить себе имплантат под хрусталик, чтобы навсегда избавиться от проблем со зрением, доктор Вавилов предпочитал носить этот пережиток старины. Как любил говорить ученый: «Ни одна машина не сможет заменить настоящий человеческий глаз. Особенно глаз исследователя».
– Алексей Викторович? – Милорадович окликнул Вавилова, и глава лаборатории, обернувшись, с улыбкой направился к интеркому.
Его помощник, одетый в костюм бактериологической защиты, тем временем извлек наружу из дрона стальной контейнер с двумя рукоятками для переноски. Внутри в специальных отделениях стояли пробирки со взятыми на поверхности образцами. Иней покрывал нанесенные на крышку предупреждающие Олегировки. Датчики на корпусе сверкали зеленым, рапортуя о герметичности.