Очень скоро она «втянулась» – нащупала нужный ритм шагов так, чтобы и не торопиться, и не ползти, как улитка, задышала ровнее и глубже, будто с каждым глотком воздуха в нее входили новые силы, здоровье и безграничная щедрая радость пробуждающегося леса. Лес был занят своими весенними делами и также не обращал на девочку никакого внимания: птицы не замолкали при ее приближении, белки не подавали сигналов тревоги, лягушки в лужах и канавах, безучастные ко всему, сплетались в страстных объятиях. Толстый, наполовину перелинявший заяц, который пощипывал травку у обочины, правда, соизволил заметить ее появление и даже удалился, но не теряя до стоинства, неторопливыми, тяжеловесным прыжками. Это безразличие не только не обижало, но даже радовало Радку. Лес опьянел от весеннего солнца, от вездесущих ручьев, от запахов цветущей вербы и раскрывающихся листьев, и она чувствовала себя частью этой буйной, напряженно радостной жизни, всеобщего роста, раскрытия, ожидания и предвкушения. Сама не отдавая себе отчета, где-то в глубине души она внезапно поняла: все, что с ней происходит, хорошо и правильно; что она, как и любое живое существо на этом свете, от рождения обладает правом любить и желать, и… Как там говорил Дудочник? «Пусть будет стыдно тому, кто подумает об этом дурно». Вот-вот. Пусть будет.
В оврагах и ложбинках еще лежали островки хрупкого серого снега, склоны холмов покрывали белые и синие ковры первоцветов, на полянах из-под сухой прошлогодней травы проглядывала молодая, изумрудно-зеленая. В одном месте возле старого пня Радка заметила россыпь нежных белых с голубыми прожилками цветов и темно-зеленых лютиков-тройчаток. Кислица показалась! Радка обрадовалась ей, как родной. Эта встреча вновь с неоспоримой точностью подтверждала, что зима позади и начинается новый год – огромное чистое пространство, где возможно все.
Радка перекусила взятой из замка горбушкой хлеба с кислицей, запила ручейной водой с привкусом талого льда и совсем развеселилась. Утро вечера мудренее, поглядим, что будет завтра.
* * *
До Купели она добралась уже в сумерках, когда солнце, погладив последними золотыми лучами вершины сосен, превратилось в ослепительную красную каплю и стекло по небу за дальние поля, а к хору птиц присоединился громогласный хор лягушек.
Радка побоялась бродить в потемках по малознакомому городу, а потому, поразмыслив, пошла прямиком в гостиницу, где они когда-то ужинали вместе с молодыми графами, Сайнемом и Десси. Ей и тут было страшно: а вдруг прогонят или заломят цену такую, что придется ночевать на улице? По счастью, хозяин вспомнил ее, припомнил и то, что она из замка маркграфа Карстена, а потому без всяких споров согласился пустить ее переночевать вместе со служанками и плату положил сущие гроши.