– Отпусти меня! – прохрипел юноша.
– Вот еще!
– Отпусти, я награжу тебя!
– И не подумаю!
– Отпусти во имя твоего учителя!
– Он велел мне не верить ни одному слову лесного народца, пока те не примут своего истинного обличья. Интересно, с каких пор вы стали звать себя богами?
– Вот ведь проклятье, послал Шелам ученичка! – проворчал юноша до того знакомым голосом, что Рейнхард от удивления едва не разжал руки.
И тут же, рассердившись, младший граф еще раз дернул своего пленника за ноги. Красные сафьяновые сапоги соскользнули долой, Рейнхард опрокинулся на спину, но сразу сел и изумленно уставился на своего противника.
Теперь на стволе ольхи сидел братец Карл собственной персоной – в своем обычном пестром платье, взъерошенный и ужасно сердитый. Рейнхард бросил косой взгляд на упавшую на землю лютню и убедился, что она превратилась в глиняную лошадку-свистульку. Именно это его окончательно убедило, что перед ним и в самом деле старый приятель, несколько декад назад в самый трудный момент бесследно пропавший из замка.
– Господин Карл! Вы-то что тут делаете?! – возмутился Рейнхард.
– Жду тебя, бестолковый упрямый мальчишка! Мне надо было сказать тебе кое-что важное, а теперь, боюсь, от твоих тычков все слова вылетели у меня из головы.
– Нечего было голову мне морочить!
– Стану я тебе голову морочить! Рылом не вышел, чтоб на тебя разоряться. Все, что сказано, – чистая правда.
– Ага, как же. Будто вы этот… бог меха, или кто там еще?
– Не меха, а смеха. И уж поверь мне, я он самый и есть.
– Не смешно.
– Мне тоже. Ладно, хватит пустой болтовни, вижу, мне в самом деле надо кое-что тебе рассказать. Ты готов слушать?
– Сейчас, только лошадь перевяжу, ладно?
На самом деле Рейнхарду нужна была отсрочка, чтобы прийти в себя и собраться с мыслями. Он до сих пор не понимал толком, что происходит и зачем братцу Карлу вздумалось шутки шутить. Без него есть чем заняться. Рейнхард только-только выдержал свой первый бой и готовился вместе с братом оборонять замок и свою принцессу от армии Сюдмарка; его голова оказалась наполнена песней мечей, всевозможными военными планами и дерзкими мечтами, а вовсе не детскими сказками. Он знал, что к Десси этой зимой приставали какие-то проходимцы, называвшие себя богами, знал, что братец Карл тоже что-то ей пытался внушить относительно того, как и на что она должна расходовать свою магию, но все это его не касалось. Он обожал истории: и те, что придумывал сам ради прекрасных глаз Аэллис, и те, что рассказывал братец Карл, но он всегда различал, где история, а где настоящая жизнь. И если братец Карл решит сбить его с толку и заморочить, как он заморочил Десси, то он здорово ошибся, не на того напал. Спору нет, его истории – это что-то особенное, они всегда тревожат, будоражат воображение и зажигают кровь, но есть в мире вещи и поважнее историй – это Рейнхард прекрасно понимал.