— Сделка заключена. — Символы на руках великого оборотника воспылали ровным золотым светом.

— Как интересно. Кажется, все пункты нашего договора только что отпечатались где-то внутри меня. Я и раньше их помнил, так как ничего не забываю, однако это совершенно иное качество восприятия.

— Вам не кажется. Сделка заключена, и теперь она обязательна к исполнению для обеих сторон. Уклонение невозможно.

— В жизни не уклонялся.

Когда из сумки были изъяты все необходимые ресурсы, все металлы, минералы, реактивы, некоторые неповторимые инструменты для работы, последним необходимым составляющим успешного исполнения заказа осталось время.

К удивлению Эдварда, во всем промышленном комплексе не нашлось ни одного жилого помещения, если не считать жилой башню кордегардии или те заставленные многоярусными койками спальни, где вымотанные рабочие проводили свой краткий передых в середине двойной смены. Владыка же города никогда не спал, а еще он не дышал, не ел, не жил в привычном понимании этого слова. Он не принимал гостей. Потому внезапный деловой партнер был отправлен в город, в один из жилых комплексов, поделенных на отдельные квартирки. Никакого особого отношения, разве что разумная сумма местной валюты и полная свобода передвижения вне пределов режимных объектов.

В отчетах оборотников-первопроходцев нигде не значилось название железного города, и вскоре Эдвард к своему удивлению обнаружил причину. Аборигены звали столицу Индастрии не иначе как просто «Город». Общаясь с ними и совершенствуя владение языком, вазари не раз уточнял у новых знакомцев, с которыми тут и там заключал сделки, не возникает ли путаницы, — в мире ведь наверняка есть и другие города. На это ему неизменно давали один ответ: да, другие города есть, но когда речь заходит о Городе, все неизменно понимают это, потому что их славный Город — это не какой-то там, хм, город! Отчего-то в это легко верилось.

Бросалось в глаза довольно жесткое, подчас военизированное устройство общества в Городе. Улицы, расчерченные чуть ли не по линейке, фабричные комплексы средней и легкой промышленности, городское ополчение, постоянно проходившее учения. Создавалось ощущение близкой войны, хотя вокруг Города на огромных расстояниях не было ни одного вероятного недруга. Тем не менее гораздо более опасным врагом представлялся воздух, наполненный смогом. В редкое безветренное время тот опускался прямо на улицы, вторгаясь в легкие горячим горьким першением, которого аборигены словно бы и не замечали.

В целом Город успел произвести смешанные ощущения, у него были как приятные стороны, так и довольно пугающие. Почти полное отсутствие преступности являлось причиной жесточайшего соблюдения закона и полного идеологического контроля над населением; военная и, не стоило сомневаться по обилию торговцев из иных земель, экономическая мощь Города стоила чистого воздуха и тяжелого труда; высокий уровень образования, доступного всем и каждому в обществе без социальных классов, предназначался исключительно для подготовки квалифицированных инженеров и рабочих, практически исключая духовный рост. В Городе почти не было места для искусства, жесткая функциональность вытесняла бессмысленную красоту, живые люди не мыслили себя иначе как частями общего, огромного и сильного механизма, направляемого непререкаемым авторитетом основателя — Великого Индустриарха.