Безумная тоска и боль в золотых глазах. Он весь будто припорошенный пеплом тоски и горечи.

— Альтис?.. — прошептала девушка, уже не понимая, спит она или нет.

Дрогнула. Рука опустилась к животу. Там, где раньше ощущалась крохотная жизнь, — больше ничего не было. Воспоминания вернулись рывками.

— Тише, тише, девочка моя, — шептал демон, обнимая и целуя свою рыдающую невесту. — Не надо, не говори… я все знаю…

К тому времени, когда она выплакала все слезы и затихла, обессиленная, прошла, кажется, целая вечность. А потом он гладил ее темные волосы с запахом луговых трав, целовал опухшие от слез глаза, утешал. И они еще очень долго не могли наговориться и распустить переплетенные руки. Ей нужно было просто знать, что он рядом, живой, любимый. А ему необходимо было утешить любимую женщину. Мать его сына. Они обнялись как дети. Говорили, говорили — ни о чем и обо всем. Даже молчать рядом им было легко. Демон Пламени и белая леди, убийца и юная целительница. Сказка без счастливого конца…

День пролетел незаметно. День, посвященный ей одной, любимой. Все вокруг было как в тумане. Он не говорил ей ни слова о том, что видел и что их малыш не совсем умер. Молчал. Но все равно это ни на миг не отпускало его, и он даже находил в себе силы тепло улыбаться и совершать маленькие подвиги для нее одной.

— Отпусти меня, Ал. Ну хватит, — попросила она, положив голову на его плечо.

— Не-а, — ответил он, продолжая нести ее на руках, шагая по коридору. Блеснули мальчишеским озорством глаза. — Ты моя маленькая раненая птичка. Тебе нельзя много ходить.

— Ну, Ал, ну что ты такой вредный! У меня же ноги есть. Даже вполне целые. Вон, смотри, лестница впереди. Как ты со мной по лестнице спустишься?

— Легко! — усмехнулся демон. — Даже с закрытыми глазами, — и демонстративно зажмурился.

— Альтис, сумасшедший демон!..

День прошел мимо. Он всего себя посвятил ей одной. Утешал, ни разу не сказал, что она была неправа, когда кинулась в бой. Дал время и возможность своим девочкам посплетничать и повеселиться, чем Алина и Марья с удовольствием воспользовались. Улыбался, смеялся и дарил то тепло и любовь, в которых она так нуждалась. Только мир вокруг ему казался ирреальным, как наркотический сон.

И всю ночь, пока она, такая юная и беззащитная, спала, греясь о его бок и доверчиво положив голову на плечо, он не смыкал глаз. Он не тронул ее сегодня иначе как сестру. Даже мысли не возникло. Нельзя, не нужно. Ни ему, ни ей — тем более.

Только к утру ему удалось ненадолго забыться тревожным сном.

— …Проснись, любимый. Проснись, пожалуйста…